Сергей вспыхнул, перемахнул первый попавшийся забор и исчез. Ляля ждала. Может, он явится с цветком. Но его не было. Она пожала плечами и повернула к дому. Сергея она не видела. Он следил за ней издали: вдруг к ней кто-нибудь пристанет, тогда он придет на помощь. Но к ней никто не приставал.
Ему было плохо. Он долго не мог заснуть. За окном шумело море и поскрипывал ржавый фонарь. Может, это кто-то пытается снять жестяной абажур с фонаря? На стене раскачивались тени. Он попробовал представить блестящие железные крыши и шум дождя, чтобы заснуть, но не мог. Тогда он стал считать. И каждая цифра представлялась ему живым недоброжелательным существом и гнала сон: вот колючая, корректно холодная, подтянутая, глупая единица, вот сутулая двойка, себе на уме, со взглядом исподлобья, вот тройка, делающая вид, что она добродушна и улыбчива, как восьмерка, но на самом деле лицемерная, со вспышками хитрецы в цепких старушечьих глазах. Цифры будили. И за окном какой-то бездельник залез на столб и вот который уже час пытается содрать абажур. Зачем ему этот проржавленный насквозь абажур?
Давила тяжесть, как будто тебя положили в форму, точно копирующую тело, но на размер меньше. Сама собой раскрылась дверца шкафа, и заскрипел стул…
Утром он вышел из дому и направился в гидроотряд. Он даже не знал, какая сила направила его к гидроотряду. Про обещание Алатырцева он как-то забыл. Вспомнил, только очутившись на том месте, где видел его вчера.
Прошел мимо часового. («Привет!» — «Привет! Проходи». — «Где Алатырцев?» — «Разбился».)
Королев сделал несколько шагов по инерции, пока до него дошел смысл слов часового. Он остановился.
— Что ты сказал?
— Саша разбился.
— Не может быть! Ты шутишь.
— Не шучу, — сказал часовой, — я на посту.
Гидристы двигались замедленно, как будто их погрузили в густую жидкость. Ни у кого не было желания говорить. Все чувствовали себя в чем-то виноватыми.
Долганов пробормотал:
— Вошел в пике, хотел пройти между башенками. А «лодка» не рассчитана на фигуры высшего пилотажа, сорвалась в штопор, когда он взял ручку на себя. Он не растерялся, вывел из штопора, да поздно…
Королев молчал. Потом, ни слова ни говоря, повернулся и пошел прочь.
Дома он взял лист бумаги и написал:
«Прошу принять меня в КПИ (Киевский политехнический институт, авиационное отделение). Закончил Первую строительную профшколу в Одессе. Имею стаж на ремонтно-строительных работах. Работал в Губотделе общества авиации, активно участвовал в конструировании безмоторного самолета К-5. В течение года руководил кружком. Все необходимые знания по высшей математике и специальному воздухоплаванию получил самостоятельно, пользуясь… указаниями литературы и специалистов ОАВУКа. С. Королев».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
У BAG ЕСТЬ САПОЖНЫЕ ГВОЗДИ?
Трамвай — дорогое удовольствие. И Королев прошел бы пешком от института до Костельной, не развалился бы» вот только ботинок мог развалиться.
Он сидел в плетеном кресле, его лицо отражалось в стенке красного дерева. Он поглядывал на кондуктора. Мужчина в форме из черного гвардейского сукна с красным кантом и профессиональным выражением лица, наводящим ужас на мальчишек, воплощал величие государственного служащего. Кстати сказать, и Сергей, взглядывая на это профессиональное величие, чувствовал себя как мальчишка на трамвайной колбасе.
За окном моросил дождь. Трамвай шел по Крещатику. Королев соскочил против трехэтажного здания биржи труда и двинулся к Костельной, наступая на мокрые листья, прилепленные к тротуару. Машинально заглянул во двор, под арку: дома разных времен и народов были построены впритык, образуя лабиринт. Стеклянные террасы, водосточные трубы, балконы, балкончики, переполненные помойки, тощие коты.
Очередь от биржи заворачивала вверх, на Костельную.
Сергей поскользнулся на каштане и подумал:
«А в Одессе еще листья не пожелтели и каштаны еще не валяются на дороге».
Остановился у объявления.
«Сегодня явка безработных. Кто сегодня является? Являются все химики и кожевники, фамилии которых начинаются от «И» до «С» включительно. Медработники «В» и «Г». По союзу «Рыбкомхоз» от «Д» и до «Л». Строители от «Г» до «Е», по союзу Нарпит от «К» до «О»…»
«Надо что-то делать, — подумал Королев. — У дяди долго не протянешь, надо иметь собственный угол, а это упирается в деньги».
Юрий Николаевич Москаленко, брат Марии Николаевны, жил на Костельной, в трехкомнатной квартире. Сергей занимал диван в проходной комнате и чувствовал себя более-менее уютно, уткнувшись носом в диванную спинку. Тогда кажется, что ты наедине с собой и можно не заботиться о выражении лица и пропускать мимо ушей все нравоучения.
Костельная шла между высокими желтыми домами с коричневыми потеками древесных стволов. Кружевные перила балконов, рядом ложные перильца несуществующих балконов. Окна круглые, квадратные, узкие, широкие. Три каменных мужика с переразвитыми мускулами поддерживают маленькую тумбу с вазоном: не мужское это дело. А карниз поддерживают пухленькие младенцы — таких толстячков, наверное, и в природе не существует. На фронтоне слуховое окно в виде колеса с резными спицами.
Среди зелени мрачный, как административное здание, костел с циклопическими колоннами, поддерживающими хилый фронтон.
«Люблю тебя, неразбериха большого города, — думал Сергей, — здесь можно ходить даже бесцельно, не соскучишься. И думается лучше в этой неразберихе: она не дает забыть разнообразия жизни и глубины пространства. Во, почитаем газету».
«Борьба с бандитизмом. На последнем заседании комиссии по борьбе с бандитизмом были заслушаны доклады об уголовной преступности в городе и округах. Бандитизм в городе значительно сократился, хотя отдельные случаи уличных раздеваний все еще наблюдаются. В округах бандиты проявляют большую активность, но с ними ведется упорная борьба, причем за последние недели ликвидированы бандитские шайки Тюши, Кожедуба, Черныша и др.».
«Причина безработицы в общем состоянии нашей промышленности, оправляющейся от бесчисленных ран, нанесенных войной и революционными потрясениями».
«Знаменитая американская артистка Мэри Пикфорд в нашумевшем американском фильме «Найденыш Джудди». С воскресенья в театре КОРСО, Крещатик, № 30».
«И Киеву надо подчиститься. Москва приступила к очищению себя от той гнусной накипи, которой она, как корой, обросла в период нэпа… Железной метлой прошлось ГПУ по спинам всяких аферистов, шулеров, валютчиков, торговцев кокаином и спиртом, клубных «арапов» и проч, тунеядствующего жулья, жиревшего на легких хлебах, проживавшего в то же время в захваченных ими лучших помещениях. Около 1000 этих «вавилонян» выброшено из Москвы… Москва сделала почин. Следом за Москвой. Как всегда!»
«Христос… в Крыму. «Христос сошел на землю и живет на берегу Черного моря, скрываясь в прибрежных скалах» — так говорила орудующая секта баптистов… Крестьяне категорически отказались от свидания с Христом, заявляя, что если б он сошел на землю, то пришел бы к ним, а не скрывался бы как бандит».
«Москва знает свыше 2000 бездомных студентов. Они ночуют на вокзалах, в чайных, в незапертых парадных, в ямах с разогретым асфальтом, на рундуках базаров, просто на улицах. Молодость над многим смеется и многое побеждает смехом… Я смотрел как-то студенческое общежитие. Тут был раньше какой-то торговый склад и в стенах остались полки. Эти разгороженные полки среднее между собачьей конурой и гробом. И никто не пришел в уныние, никто не хныкал, не возмущался и не «страдал». Над конурами моментально появились плакатики вроде: «Без доклада не входить», «Звонок испорчен, стучите». По вечерам «гробы» обстреливаются под молодой, здоровый хохот залпами острот, и надо было посмотреть, как явно и свысока третировались конкретные неудобства! Вместе с вашим кор. эти конуры смотрел как раз один иностранный журналист. Он охал, ахал, все записывал что-то в книжечку… Когда он узнал, что здесь из, «общих» соображений не загружают трамвайной сети, а по пяти верст до вуза треплют пехтурой, иностранец сказал не то с изумлением, не то завистливо: