Описание самим Гитлером тягот жизни в Вене возникло в 1924 году. Это был политический расчет — стремление завоевать расположение рабочих. Сказочка о бедном молодом человеке, пытающемся добиться успеха в большом городе без чьей-либо поддержки, — такая же фальшивка, как и сказочка о школьнике Гитлере, который «с легкостью хорошо учился».
Серьезных свидетельств о характере и способностях Гитлера, позволивших ему добиться успеха, нет ни в мемуарах Кубицека, написанных для НСДАП, ни в лживом самолюбовании «Моей борьбы», выдуманной национал-социалистом Гитлером в критический момент для успешной карьеры. Однако такие свидетельства находятся в немногих письменных материалах, письмах, открытках и официальных записях, датируемых с 1907 по 1914 год, созданных либо самим Гитлером либо касавшихся его 60. Чрезвычайно показательным является, например, письмо Магдалены Ганиш, хозяйки квартиры, которую снимала семья Гитлеров во время их проживания в Линце 61. В этом письме Магдалена Ганиш описывает свои беседы с молодым Гитлером, в которых шла речь о назначении встречи со знаменитым профессором Академии изобразительных искусств (директором Альфредом Роллером).
Примечательно, как 19-летнему Гитлеру ловко удается перекручивать правду: неудачу на вступительных экзаменах в Академии изобразительных искусств в Вене «студент-художник» называет «проблемой с количеством мест» — как будто его не приняли именно из-за того, что все места на курсе были уже распределены. Он выставляет себя, как с восторгом свидетельствует госпожа Ганиш, «серьезным, целеустремленным молодым человеком, зрелым, превышающим уровень развития своих сверстников, приятным и солидным». Гитлер велеречиво расхваливает профессора Роллера, с которым лично была знакома Иоганна Мотлох, подруга хозяйки квартиры. По его словам, Роллер удостоился «мировой славы» и «он почитает его за его работы».
То, как Гитлер сумел сделать из хозяйки квартиры свою ярую поборницу, в точности соответствует методам, которыми позже, будучи политиком, он привлекал многих женщин к сотрудничеству с НСДАП. Уже в 19 лет Гитлер умело пользовался искусством манипулирования людьми — так и Магдалена Ганиш поддалась его чарам. «Когда я спросила его, поспособствует ли ему протекция, глаза у него загорелись; он покраснел и сказал, что счел бы наибольшим счастьем в своей жизни возможность знакомства с ЭТИМ человеком… Я бы с радостью помогла этому молодому человеку; у него же нет никого, кто замолвил бы за него слово или помог ему словом и делом; он приехал в Вену совсем один, всем чужой, должен был сам без всякой помощи всего добиваться», — написано в письме Ганиш ее подруге. Письмо по такому мелкому поводу чересчур пафосное и истеричное: она не менее трех раз «сердечно» умоляет за своего подопечного. Ее преувеличенная похвала напоминает выражения позднейших сторонниц Гитлера. С таким же энтузиазмом дамы из первого Мюнхенского общества будут агитировать за этого амбициозного политика!
Когда восьмого февраля 1908 года профессор Роллер дал положительный ответ, Гитлер не разочаровал свою почитательницу. Он действовал как профессиональный актер. «Жаль, что ты тогда не видела этого мальчика», с восторгом писала она своей подруге: «Медленно, слово за словом, словно стремясь выучить письмо наизусть, с восторгом и счастливой улыбкой на лице читал он про себя это письмо, а потом с затаенной благодарностью опять положил его передо мной».
Также о многом говорят немногочисленные письма и открытки, которые Гитлер писал своему другу Августу Кубицеку. Несмотря на плохую орфографию, они свидетельствуют о Гитлере как об амбициозном, талантливом ораторе с разнообразными художественными интересами. Он не был ни умственно отсталым, ни косноязычным, ни глупым, судя по тому, как он пишет своему другу (о дворцовом оперном театре К. и К. в Вене) — совершенно в стиле своих позднейших вдохновенных речей: «Если снаружи наблюдаешь царское великолепие, придающее зданию дух произведения искусства, то внутри ощущаешь скорее не величие, а изумление. И только когда захватывающие волны музыки парят в воздухе, а завывания ветра уступают чудовищному опьянению нот, чувствуешь возвышение духа, забываешь о золоте и бархате, которыми украшен зал»62. Если в переписке с Кубицеком речь заходила о личных вопросах, тон Гитлера сразу приобретал сердечный, шутливый характер. Он заигрывал с «Густиком» и его семьей, пока они казались ему нужными, а потом в один «прекрасный» день резко от них отвернулся. Политик-Гитлер будет действовать так же.