Она на секунду пожалела, что Монтень не собака, которую надо выгуливать, но потом подумала, что, гуляя с собакой, можно пропустить Димин звонок, и порадовалась гармоничности мира. Марина встала, подошла к коту и пнула мячик в направлении открытой двери. Мячик выкатился в коридор. Монтень посмотрел ему вслед, потом, словно что-то вспомнив, вскочил и побежал вдогонку. Настигнув мячик возле дверей ванной, он обхватил добычу передними лапами, повалился на пол и недолго, но очень увлеченно грыз красный резиновый бок.
Марина снова встала, отобрала мячик у кота и опять кинула его в стену. Так они играли минут десять. Марина весело смеялась, ее щеки слегка покраснели, но потом вдруг вспомнилась старая поговорка про заигравшее в жопе детство, приобретшая темную двусмысленность. Марина поморщилась, выключила свет и пошла на кухню. Монтень еще немного поиграл в одинокий футбол, потом побежал следом.
Пока электричество доводило воду до кипения, Марина смотрела в окно на улицу, казавшуюся — после светлого снежного утра — какой-то подгнившей. Когда чайник выключился, она приготовила кофе и пошла в большую комнату, сознательно не глядя на висевшие на стене часы.
Единственным выходом оставался телевизор. Марина села на диван, поставила чашку на тумбочку, подселив ее в компанию привезенных мамой сувениров, взяла пульт и зажгла негреющий информационный огонек. Телевизор с готовностью угостил Марину жирным рекламным блоком. Она хотела переключить канал, но тут на экране появились красивые юноши и девушки с удивительными сияющими гривами, размазанными пузырящимся потоком эфира. Ролик был не совсем тот. Марина поняла это, когда в конце показали флакон с шампунем, облепиховым, а не апельсиновым, как в знаменательный день первого Диминого звонка. Конечно, не было ничего удивительного в том, что по телевизору опять рекламируют тот же самый товар, пусть и изменивший запах, цвет и, видимо, вкус, но все равно на душе полегчало. Мутные, неоформленные сомнения, мелькавшие на заднем плане мыслительного процесса, сразу растаяли, словно смытая шампунем перхоть. Марина улыбнулась и легла на диван, положив под голову подушку, наволочку которой украшал вышитый мамой пейзаж — маленькая белая луна ползла по веткам тополя, росшего рядом с фольклорной избушкой. Реклама закончилось, и началось регулярное интеллектуальное шоу. Марина какое-то время честно отвечала на вопросы, потом прикрыла глаза. Ведущий почему-то все время вскрикивал, придавая передаче футбольный привкус, но это странным образом убаюкивало. Когда Монтень, любивший общество, зашел в комнату, Марина уже спала. Монтень покосился на телевизор, запрыгнул на диван и устроился у Марины в ногах.
Самое страшное не случилось. Телефонный звонок добросовестно бродил по закоулкам Марининого сна до тех пор, пока ему наконец не удалось вытащить ее на поверхность реальности. Марина открыла глаза, села. Несколько секунд ушли на окончательную адаптацию, потом она вскочила и побежала в прихожую.
— Алло, — сказала Марина, сняв телефонную трубку.
— Привет, — сказал Дима. — Ты как, готова?
Марина хотела спросить, к чему, но вовремя спохватилась.
— Конечно, — сказала она. — А ты где?
— Ну, вообще-то возле дома твоего, — сказал Дима, хохотнув. — Какой код у тебя, этаж и квартира?
Марина поморщилась. Нужные цифры удалось вспомнить не сразу. Она продиктовала их Диме.
— Отлично, — сказал он. — Через минуту буду.
— Ты один? — спросила Марина.
— Нет пока, — сказал Дима и нажал отбой.
Марина положила трубку. Монтень вышел в прихожую. Марина поглядела на него и вспомнила, что на ней только трусики и халат. Времени на смену гардероба не было.
— Ну, все, что ни делается, все к лучшему, — сказала она, обращаясь к Монтеню.
— Но прежде чем мы узнаем правильный ответ, — донеслось из большой комнаты, — реклама на канале ОРТ!
Марина успела сходить в комнату, выключить телевизор и надеть тапочки, когда с лестничной клетки донесся грохот дверей лифта. Этот звук в квартире было слышно очень хорошо, потому что папа не желал отгораживаться от мира мощной стальной дверью. Объяснить это было сложно — передачу «Криминал» папа смотрел регулярно, и вроде бы его душа должна была пропитаться осознанием невиданной опасности, нависшей над простыми гражданами, однако прихожую и общий коридор по-прежнему разделяла деревянная дверь, обитая дерматином, не способная создать серьезную преграду не только для преступников, но и для раздававшихся на лестнице звуков.
Вслед за шумом причалившего лифта послышался чей-то негромкий, незнакомый и неразборчивый голос, а потом Дима сказал: