Потом Марина сварила кофе. Воскресенье перевалило за экватор. По опыту Марина знала, что папа вернется часа в три-четыре. Время у нее было. Она хотела покурить, но лежавшие на подоконнике две пачки «Парламента» оказались пусты. Марина вздохнула, выбросила пустые пачки, потом пошла выносить мусор. В коридоре и на лестнице она никого не встретила. Пока она спускалась к мусоропроводу, расположенному между этажами, взгляд ее, словно рука по перилам, ехал по исписанным стенам. Подробный разбор торговых марок музыкального и футбольного бизнеса не вызывал никаких эмоций, но потом в поле зрения оказалась жирная черная строка.
«Любопытной Варваре на базаре целку сломали», — написал кто-то на холодной синей стене.
Марина уронила ведро, и мусор с сочным полифоническим шумом рассыпался по ступенькам. Она хотела сходить домой за веником и совком, но потом просто спустилась на площадку возле мусоропровода, взяла скатившееся туда ведро, поднялась на несколько ступенек, присела на корточки и стала ладонью сгребать отходы своей семейной жизни в пластиковую емкость. Бутылки, к счастью, не разбились. Впрочем, если вспоминать приметы, получалось совсем наоборот.
Разобравшись с мусором — на ступеньках остались пятна и потеки, но Марина решила не переживать по этому поводу, — она вернулась в квартиру, поставила ведро на место, тщательно вымыла руки с мылом, взяла чашку с кофе и пошла в свою комнату.
Музыку Марина не включала. Она просто села в кресло, повернулась к затянутому туманом окну и, не торопясь, выпила кофе. Позавтракавший Монтень покрутился немного возле ее оголенных лодыжек, потом забрался на кровать.
Допив кофе, Марина согнала Монтеня с кровати и заправила постель. Потом сходила на кухню, помыла чашку, вернулась в комнату, взяла тряпку с батареи и стала вытирать пыль. Делала она это медленно и очень тщательно, так, что мама, увидев ее, наверное, прослезилась бы. Марина поднимала самые мелкие вещи, протирала поверхности под ними, обмахивала сами вещи, ставила их на место. Расправившись со своей комнатой, она навела порядок на кухне, взяла высохшие бокалы, отнесла их на место, стала убирать большую комнату. Добравшись до серванта, она посмотрела на стоявшую внутри стереоскопическую коробку, отложила тряпку, открыла створку, достала коробку и заглянула в помутневшие от времени пластиковые окуляры.
Внутри была свежая детская зима. Ослепительно белели сугробы. Маленькая выпуклая Марина по-прежнему сидела на лавке, положив один локоть на спинку и держа в руках красную пластмассовую лопатку. Она все так же улыбалась, с легким испугом глядя в глаза неведомому зрителю.
Марина долго смотрела на объемное прошлое, улыбаясь и не дыша. Потом вернула коробку на место, закрыла сервант и стала убираться дальше.
Покончив с пылью, она сходила в туалет, достала притиснутое к стене унитазом железное ведро, отнесла его в ванную и стала набирать воду. Принесла с балкона швабру, сходила на кухню, взяла лежавшую возле холодильника половую тряпку.
Пол она мыла так же тщательно, как и вытирала пыль. Засунув полы халатика за резинку трусов, Марина размашисто орудовала шваброй. В трудных местах, снимая тряпку со швабры, Марина становилась на четвереньки и терла пол руками. Часто меняла воду.
После вчерашнего она чувствовала слабость. Мытье пола давалось тяжело. К концу уборки она сильно вспотела, поэтому снова пошла в душ. Так же долго, как и утром, стояла под горячей водой, так же терлась мочалкой и еще раз взвесилась.
Телефон звонил очень долго. Это могла быть Светка. Это мог быть папа. Это мог быть социологический опрос.
Марина так и не узнала, кто это был. Она сидела на кровати, зажав коленями ладони, и молча ждала, пока телефон успокоится.
Папа вернулся около четырех. Был он на удивлением трезвым и приветливым. Когда Марина вышла в прихожую, он улыбнулся и сказал:
— Замерз как сволочь. Снег еще этот вчера. Обедала уже?
— Нет, — сказала Марина. — Сейчас разогрею.
— Да я поел у Витьки, — сказал папа. — На себя только рассчитывай.
— Хорошо, — сказала Марина. — Я чуть попозже поем тогда.
— Как хочешь, — сказал папа.
Присев на обувную полку, он стал расшнуровывать ботинки. К нему подошел Монтень и приветливо мурлыкнул.
— Кота кормила? — спросил папа.
— Да, — сказала Марина.
— Молодец, — сказал папа. — Мама во вторник вернется?
— Да, — сказала Марина.