Увидеть улыбку на лице медсестры я не мог, мешала маска, но в уголках глаз появились маленькие морщинки, значит, улыбка на лице женщины все же появилась. Не говоря ни слова, медсестра подала мне стеклянную утку, которой я воспользовался.
Господи, как мало нужно человеку, чтобы быть счастливым, даже отправление малой нужды можно к этому приравнять.
Потом был завтрак, состоящий из жиденькой похлебки, пахнущей курицей и крохотного кусочка белого хлеба.
Доктор появился в палате примерно через час. Такой же внимательный и сосредоточенный.
— Агнесс, помогите больному занять вертикальное положение, — попросил Митропорти, — будем ему делать перевязку. — Надеюсь, вы все приготовили?
— Да, — тихим голосом ответила медсестра. — Инструменты и перевязочные материалы на столике.
— Вижу, спасибо.
Попытался помочь Агнессе меня поднимать, уперся руками в матрац, и чуть не закричал, больно, черт побери. Мою гримасу доктор заметил, но ничего не сказал, а только покачал головой.
Радж срезал ножницами бинты, стягивающие мою грудь, а затем, смочив каким-то раствором тампоны на спине, снял их, не причинив боли. Оказывается, у доктора легкая рука, мысленно благодарил я служителя Гиппократа.
— Хорошо, очень хорошо, — произнес доктор. — Воспаление снять удалось, есть незначительное покраснение ран, но заживление идет нормально. Дня через три-четыре, можно будет избавить вас от швов. Только хочу предупредить: никаких резких движений. И позволю вам вставать не ранее, чем через неделю.
— Все в точности буду соблюдать доктор, — заверил я Митропорти, — похоже, мне торопиться некуда.
— Вот именно, торопиться не надо.
Доктор наложил мне новую повязку, а Агнесса сделала укол, после чего я снова погрузился в сон. Не наркоту ли мне случайно колют, успел подумать, не хватало на нее подсесть.
Месяц лечения пролетел почти незаметно. Процедуры в палате и сон, вот чем я в основном занимался. Палату я не покидал, газеты и телевизор мне были не доступны, их в палате не было. Круг общения тоже невелик: Эльжбетта, Агнесса и доктор. Не стал права качать, если меня никуда не выпускают, значит, это так надо, кто-то отдал соответствующие распоряжения. Мне кажется, что чересчур строгие распоряжения, мог ли бы разрешить пользоваться Интернетом, неужели в госпитале нет ноутбука. Вот книжки читать мне медсестры приносили, и я без большого удовольствия проглатывал романы на английском и французском языке.
А еще я иногда позволял себе мысленно рассуждать. Еще в первые дни нахождения в госпитале, я подумал, что от смерти меня спасли непознанные особенности организма, способствующие хорошей регенерации. Ведь я прекрасно помню, что после авиакатастрофы у меня была рана, затянувшаяся и зажившая буквально за несколько дней. Вначале я не придал этому значения, а теперь думаю, что именно способность организма к ускоренной регенерации спасла мне жизнь. Доктор как-то оговорился, что еще бы несколько часов промедления и все, летальный исход был бы гарантирован. Радж вообще удивлялся, как я с такими ранами, при значительной кровопотере оставался живым. Смешно или нет, но надо сказать спасибо электрическому разряду, запустившему в моем организме скрытые резервы, полезные для жизни. Появления способности чувствовать опасность много стоит. Ладно, со способностями буду разбираться позже. Меня интересовало, как закончился бой. Не скажу, что я сильно переживал за его итог, но мне будет очень неприятно, если я узнаю, что знакомые мне люди погибли, как-никак я успел привыкнуть к ним, наладил приятельские отношения. С Эриком, например, друзьями еще не стали, но все шло к этому. Я мог доверить ему прикрывать мне спину.
Несколько раз задавал доктору вопрос о сроках моего лечения в госпитале, но ни разу не услышал вразумительного ответа, общие фразы и больше ничего. Интересно, я в госпитале, или в тюрьме? Если в госпитале, то почему я отрезан от внешнего мира, а если я в тюрьме, то почему не приходит следователь? И вообще, за что меня можно было в тюрьму отправить? Ничего противоправного я не делал и служил нормально. Масса вопросов, на которые я пока ответов не нахожу.
В один из солнечных дней после очередного обхода доктор привел в мою палату мужчину в дорогом гражданском костюме. Вот и следователь, подумал я, внимательно глядя на мужчину, а потом непроизвольно принял стойку смирно, поскольку узнал в мужчине генерал — лейтенанта Жана Морена.
— Здравия желаю, господин генерал, — приветствовал я вошедшего.
— И вам здоровья не помешает, — улыбнулся генерал. — Не тянитесь, пожалуйста, мы не на плацу в Ниме, у нас, можно сказать приватная встреча, тем более я прибыл один без свиты и в гражданской одежде.