От наглухо законопаченного окна вблизи слегка тянуло свежим воздухом, он разбавлял густой смрад камеры и давал возможность дышать. Подальше кислорода уже не хватало, даже спички не зажигались, и зэки осторожно подходили прикуривать к запретной черте. Некоторые не прикуривали, а просто глубоко вздыхали, вентилируя легкие. Расписному показалось, что за двадцать минут все обитатели камеры перебывали здесь, причем ни Калик не обращал на них внимания, ни Меченый с Зубачом, которые, похоже, держали всех в страхе. Может, мужикам разрешалось иногда подышать у окна?
Когда еда была съедена, а чифир выпит, Калик оперся руками на стол и в упор глянул на Расписного. От показного радушия не осталось и следа - взгляд был холодным и жестким.
- Поел?
- Да, благодарствую, - ответил тот в традициях опытных арестантов, избегающих употреблять неодобряемое в зоне слово "спасибо".
- Сыт?
- Сыт.
- Тогда расскажи о себе, братишка. Да поподробней. А то непонятки вылезают: по росписи судя, ты много домов объехал, во многих хатах перебывал, а только никто тебя не знает. Никто. Всей камере показали - ноль. И вот ребята посовещались - тоже ноль.
К первому столу(1) подошли вплотную еще несколько зэков, теперь Расписного рассматривали в упор семь человек, очевидно блаткомитет(2). Вид у них был хмурый и явно недружелюбный.
- Даже не слыхал никто о тебе. Так не бывает!
- В жизни всяко бывает, - равнодушно отозвался Расписной, скрывая вмиг накатившее напряжение. Теперь он понял, почему все арестанты побывали у их стола. - Кто здесь по шестьдесят четвертой, пункт "а" чалится? Кто в Лефортове сидел? Кого трибунал судил?
1 Первый стол - отдельный стол или часть общего стола, за которым сидят только авторитеты. 2 Блаткомитет - теневой коллегиальный орган управления камерой или зоной, состоит при воре зоны или замещающем его лице.
Калик наморщил лоб.
- Политик, что ли? У нас, ясный хер, таких и нет! А что за шестьдесят четвертая?
- Измена Родине, шпионаж.
- Погодь, погодь... Так это тебе червонец с двойкой навесили? А ты психанул, бой быков устроил, судью хотел стулом грохнуть?
Расписной усмехнулся.
- А говоришь - не слыхали!
Внимательно впитывающие каждое слово Катала и Меченый переглянулись. И напряженно слушающие разговор члены блаткомитета переглянулись тоже. Только Зубач сохранял на лице презрительное и недоверчивое выражение.
- Погодь, погодь. - Калик напрягся. Настроение у него изменилось - напор пропал, уверенность сменилась некоторой растерянностью. Потому что первый раунд новичок выиграл.
В ограниченном пространстве тюремного мира чрезвычайно важны слова, которые очень часто заменяют привычные, но запрещенные здесь и строго наказуемые поступки. Люди, мужики и даже козлы(1) вынуждены в разговоре показывать, кто чего стоит. Хорошо подвешенный язык иногда значит не меньше, чем накачанные, мышцы. А иногда и больше, потому что накачанных мышц здесь хватает, а с ловкими языками наблюдается явная недостача. Умение "вести базар" находится в ряду наиболее ценимых достоинств. Сейчас Расписной двумя фразами опрокинул серьезные подозрения, высказанные Каликом, поймал его на противоречиях и поставил в дурацкое положение. Если это повторится несколько раз, смотрящий может потерять лицо.
1 Козлы - активисты, общественники из числа заключенных.
- Что-то я первый раз вижу шпиона с такой росписью!
- А вообще ты много шпионов видел? - Расписной усмехнулся еще раз. Он явно набирал очки. Но ссориться с авторитетом пока не входило в его планы, и он смягчил ответ:
- Какой я шпион... Взял фуцана на гоп-стоп, не успел лопатник спулить меня вяжут!(1) Не менты, а чекисты! Оказалось, фуцан не наш, шпион, греб его мать, а в лопатнике пленка шпионская!
Расписной вскочил и изо всей силы ударил кулаком по столу так, что треснула доска. Ему даже не пришлось изображать возмущение и гнев, все получилось само собой и выглядело очень естественно, что было крайне важно, ибо зэки внимательные наблюдатели и прекрасные психологи.
- Постой, постой... Так ты, выходит, не приделах, зазря под шпионский хомут попал? - Калик рассмеялся, обнажив желтые десны с изрядно поредевшими, испорченными зубами: в тюрьме их не лечат - только удаляют. Но лицо его сохраняло прежнее выражение, и от этого непривычному человеку становилось жутко: не так часто видишь смеющийся булыжник. Блаткомитет тоже усмехался: получить срок по чужой статье считается фраерской глупостью.
1 Ограбил хорошо одетого человека, не успел выкинуть бумажник - меня задержали.
- Хули зубы скалить... Двенадцать лет на одной ноге не отстоять!
Расписной глянул так, что булыжник перестал смеяться.
- Ну ладно... Родом откуда?
- Из Тиходонска.
- Кого там знаешь?
- Кого... Пацаном еще был. Крутился вокруг Зуба, с Кентом малость водился... Скворца... Филька... В шестнадцать уже залетел, ушел на зону.
При подготовке операции всех его тиходонских знакомых проверяли. Зуб с тяжелым сотрясением мозга лежал в городской больнице, Кент отбывал семилетний срок в Степнянской тюрьме, Скворцов лечился от наркомании, Фильков слесарил на той же автобазе. На всякий случай Кента изолировали в одиночке особорежимного корпуса, Филька послали в командировку за Урал, двух других не стоило принимать в расчет.
Калик покачал головой:
- Про Кента слышал, про других нет. А за что попал на малолетку?
- За пушку самодельную. Пару краж не доказали, а самопал нашли. Вот и воткнули трешник.
- А вторая ходка?
- По дурке... Махались с одним, я ему глаз пикой выстеклил (1).
1 Ножом выбил глаз.
- Ты что ж, все дела сам делал? - ехидно спросил Зубач, улыбаясь опасной, догадывающейся улыбкой. - Без корешей, без помощников?
- Почему? Третья ходка за сберкассу, мы ее набздюм ставили(1).
- С кем?! - встрепенулся Калик. Так вскидывается из песка гюрза, когда десантный сапог наступает ей на хвост.