— Я…
— Ты не в состоянии нести ее! Позволь мне взять ее, — кричит Массимо. — Пожалуйста.
Я колеблюсь, потом киваю.
Он просовывает руки под ее тело и поднимает ее в воздух, как будто несет ребенка.
— Давай, мы должны отвезти и тебя в больницу, — кричит он мне.
Ветер развевает ее красное платье, когда Массимо идет к вертолету.
Я напрягаюсь, чтобы подняться на ноги...
И тут я кое-что вспоминаю.
И оборачиваюсь к машине.
Меццасальма лежит на водительском сидении.
Он не пристегнут ремнем безопасности. Его тело сломано и скручено, как крендель, голова под неестественным углом прислонена к потолку машины.
Но он улыбается.
Его пустой взгляд насмешливо смотрит на меня... особенно этот белый глаз...
И он скалит на меня желтые зубы на своем залитом кровью лице.
Я думаю, он мертв...
Я почти уверен в этом...
Но мне наплевать.
Моя ярость за гранью разумного.
Я выхватываю пистолет и выпускаю в его лицо все пули, которые у меня есть.
Когда я слышу щелчок, давший мне понять, что пистолет разряжен...
Я поднимаюсь на ноги, затем поворачиваюсь и, пошатываясь, направляюсь к вертолету вслед за Массимо...
... и моей девочкой.
Моей Бьянкой.
Глава 96
Бьянка
Долгое время вокруг есть только темнота.
Ничего не видно... но мне кажется, что я перехожу из комнаты в комнату, блуждая в лабиринте теней.
Изредка, словно призраки, появляются лица.
Лица людей, которых я люблю.
Моей матери...
Моего отца...
Адриано.
Его чаще всех.
Лицо, которое я люблю.
И еще голоса.
Слабые и далекие, но я их слышу...
И я пытаюсь следовать за ними по лабиринту.
Некоторые я не узнаю...
Но несколько да.
Снова мамин...
Моего отца...
И Адриано.
За его голосом я стараюсь следовать сильнее всего...
Он тот, кого я больше всего хочу найти.
Я могла бы сдаться, если бы это были только мои родители.
Я знаю их всю свою жизнь, и все было бы в порядке, если бы я просто ушла.
Но Адриано...
Я хочу его.
И он был у меня так недолго.
Поэтому я продолжаю двигаться, искать, пробираться сквозь тьму...
Пока не вижу первый проблеск света.
Глава 97
Бьянка
Я открываю глаза.
Я нахожусь в комнате с бежевыми стенами.
Справа от меня огромное окно. Через него видны крыши старой Флоренции, солнце и голубое небо.
Раздается высокий гудок... гудок... гудок.
Это напоминает мне медицинские передачи — эпизоды «Скорой помощи», которые я смотрела в Интернете.
Во рту сухо, как будто он набит ватой...
И все тело болит.
Затем я вспоминаю последнее, что происходило перед наступлением темноты:
Машина перевернулась через ограждение.
Весь мир перевернулся...
О, я поняла.
Я, должно быть, в больнице.
Я поворачиваю голову на подушке, чтобы видеть комнату вокруг себя.
На стуле у моей кровати сидит мужчина, верхняя часть его тела согнута, предплечья лежат на ногах. Его голова опущена, а руки сцеплены вместе. Похоже, что он молится.
Это на секунду выбивает меня из колеи, потому что я никогда не видела никаких признаков религии в человеке, которого знаю и люблю...
Но даже не видя его лица, я узнала бы остальные части его тела.
— ... Адриано?.. — зову я.
Меня удивляет, как звучит мой голос: как хриплое карканье.
Мужчина поднимает голову, словно слышит выстрел.
Это он. Под глазами темные круги, он выглядит бледным и осунувшимся, но это мой Адриано.
Он вглядывается в мое лицо, будто видит привидение.
Потом он бросается ко мне и встает на одно колено, чтобы сжать мою руку.
— Детка, — говорит он, и я могу поклясться, что никогда не слышала, чтобы он был так счастлив.
— … эй… — шепчу я.
Он целует мою руку с болью и страстью…
А потом он встает, наклоняется ко мне и легонько целует в губы.
Его губы такие мягкие и теплые…
В то время как мои — сухие и потрескавшиеся.
Я хмурюсь. На нем другая одежда — темно-синяя рубашка и черные брюки.
— … как долго меня не было? — шепчу я.
— Три дня.
Мои глаза широко раскрываются.
— … три дня?
Он усмехается и кивает.
— Да. Это первый раз, когда ты пришла в себя. На самом деле…
Он протягивает руку и нажимает кнопку на пластиковой коробке.
— … что это?
— Я звоню медсестре, чтобы она сообщила твоим родителям.
— … они здесь?..
— Конечно, они здесь. Просто пошли перекусить.
Дверь в палату открывается, и женщина просовывает голову внутрь.
— Да?
Затем она видит меня, и ее глаза расширяются.