Постоянно происходили стычки, когда проклятые и демоны сражались за лидирующие позиции и власть. Здания, независимо от того новые они или отремонтированные, быстро изнашивались. Странный симптом Ада, хотя это означало постоянные заказы у строительных и ремонтных бригад.
— Звучит одновременно и захватывающе и страшно.
— Да. Но даже среди уродства найдётся красота. Однажды я слышал, как Темный Повелитель сказал: как бы мы признавали совершенство, если бы его не выделяли недостатки? В каком-то смысле, Ад именно такой.
— Интересное восприятие.
— Как и подходящее. Твоё любопытство по поводу Ада означает, что ты едешь со мной?
— Да. Нет. — Она пожала плечами. — Ты просишь меня принять жизненно важное решение. Мне нужно подумать.
— Как скажешь. По мне, это больше похоже на приключение.
— Дай-ка угадаю, ты всегда прыгаешь в гущу новых испытаний?
— Постоянно.
— И тебя это устраивает? — поинтересовалась она.
— Ну, я же жив, так? — ответил он, не упоминая потерю несколько из девяти жизней. Любопытство очень опасно.
— Думаешь, я впишусь? — спросила она, накручивая на палец прядь волос.
Впишется ли? В Дженни есть чистота, которой зачастую не хватает Аду. Не сказать, что все его жители — сумасшедшие убийцы, но оказались в чистилище, потому что жили стопроцентно нецивилизованной жизнью. С другой стороны, некоторые стремились жить лучше. Строгие правила попадания в Рай порой доходили до смехотворного. Но Дженни не об этом спросила.
— Считаю, что в кругах Ада найдётся места каждому, даже русалке, которая не умеет плавать.
— Плавать умею, — возразила она. — Только под водой недолго.
— Ты не можешь надолго задерживать дыхание.
— Спорим, дольше тебя?
— Докажи.
Лишь так он успел её предупредить, прежде чем кошачий инстинкт отверг человеческий. Дженни не успела ещё спросить, что Фелипе хотел этим сказать, как он уже оказался на диване рядом с ней, посадил её себе на колени и прижался к её сочным губам своими, крадя дыхание. Вот только он не ожидал, что она перехватит контроль.
Глава 7
Дженни целовалась с мужчинами раньше. В конце концов, ей дали одного парня для экспериментов. Несмотря на чрезмерную разборчивость, она вспомнила его небрежные объятия, ласки и странное ощущение от прижатых друг к другу ртов.
Тот опыт? Ничто по сравнению с объятиями Фелипе. Одно прикосновение, всего одно, и ее тело вспыхнуло от жара. Всего одно скольжение его губ по ее, и сердцевина стала влажной и начала пульсировать. Его язык прошелся по ее губам, и вместо того чтобы отстраниться, у нее перехватило дыхание, губы разомкнулись, и Дженни крепче вцепилась в его плечи. Когда Фелипе плавно вторгся языком в ее рот, скользя по ее языку, раздался стон.
«Это я?»
Действительно она, и именно Дженни извивалась на его коленях, ее естество болело от чего-то. Чего-то, что он понимал и мог ей дать. Определенно мужская рука, а не мальчишеская, мозолистая и уверенная, опустилась на ее бедра, задирая юбки. Холодный воздух ласкал ее обнаженную кожу. Ловкие пальцы касались плоти. Теплый, влажный рот вытворял неприличные вещи с ее губами. Странная, непреодолимая нужда росла в Дженни. Костяшки пальцев задели вершину ее бугорка, дразня. Затем вернулись, но ниже. Кончик пальца слегка скользнул по клитору. Затем снова. У нее перехватило дыхание от легких дразнящих движений Фелипе.
Раздалось глубокое урчание, заставив ее вздрогнуть. Он… мурлыкал?
Дженни в шоке открыла глаза и обнаружила, как он смотрит на нее, его глаза светились ярко-желтым цветом и излучали очевидный голод. Урчание исходило от него, от его кошачьей стороны. И в этот момент ее поразило то, как сильно он отличался от других мужчин, с которыми она встречалась раньше. Незнакомец. Незнакомец, который позволил себе лишнего с ее телом. Приятно, но все же Дженни не могла не удивиться, насколько быстро забыла себя от его прикосновений. Вздохнув, она вскочила с его колен, подол ее юбки упал, прикрыв пульсирующее естество. Но она не могла спрятать припухлость губ, румянец на щеках или учащенный пульс.
— Ты не должен был этого делать.
— Почему нет?
— Потому что. Мы едва знаем друг друга.
— Мы бы познакомились до окончания ночи и довольно тесно, — протянул он, прежде чем лукаво улыбнуться.