Меня от сердечного удара от нереализованной злости спас Соул. Выскочивший как из ниоткуда мальчишка с сияющими от счастья глазами похвастался тем, что господин Истлер пообещал научить его усеивать свой путь трупами неприятелей, если Соул покинет заброшенную часть парка. На вопрос, в какую сторону понесло этого великого учителя, рыжик неопределенно махнул рукой себе за спину. Он ещё пытался о чем-то меня предупредить, но грянувший взрыв с выбросом колоссальной силы лишил меня не только опоры под ногами, также слуха, зрения и обоняния. Подвешенное состояние продлилось не более нескольких секунд, но этого с лихвой хватило, чтобы испугаться до седых волос, после чего придумать богатый набор кровавых аттракционов, от участия в которых демон не отвертится ни за что. Мне даже в голову не пришло сомневаться кто является виновником учинённого безобразия. И как только глазам вернулась способность видеть, а ногам должная твердость, то я сломя голову полетела на поиски одного рогатого идиота. В парк. В самый центр выброса энергии.
Еволион нашелся неожиданно быстро, буквально свалившись мне под ноги. Вернее это я свалилась споткнувшись о бесчувственного демона. Ну, а что? В этой части парк совсем одичал и от недогляда садовников зарос травой по пояс, так что не мудрено, что я не заметила это тело. Зато мне удалось поймать момент появления Фокса с малявкой, болтающейся на юбочке милого розового платья, конец которой находился в надёжных зубах кота. Фокс в вкратце поведал мне о причинах бессознательного состояния Еволиона и посоветовал, как можно скорее удирать, если не хотим получить по шеям, ибо взрыв переполошил всех магов Студенческого городка и уже организованны спецотряды на поиски виновных. Хранитель перенёс всю честную компанию в скромные апартаменты недобитой няньки, где нас с девчонкой осторожно ссадили на кровать, а самого хозяина комнаты неосторожно уронили на пол.
А всё оказалось до банального просто. Дело в том, что в семьях демонов не принято давать имена детям до года, связанно это с некими страшными поверьями (лично я не представляю, что там за поверья такие, что их боятся те, кого считают квинтэссенцией зла во всех известных мне мирах, но факт остается таковым), поэтому Еволион решил, что госпожа имеет право сама себе выбрать понравившееся имя. Только не учел демон одного. Она же де-во-чка! Естественно малявка начала перебирать варианты, отметая один за другим, а когда нянька решил настоять на каком-то исконно демоническом благородном имени, то шарахнула его в приступе раздражения, доведя до состояния жаренного рябчика, чтоб не умничал, и продолжила уже без него. И выбрала ведь!
В общем, я решила не наказывать демона, ему и так досталось. Вместо этого общими усилиями из недр карманов пострадавшего были добыты именные грамоты и в одной из них, волею сиятельной малявки, вскоре красовалось размашистым подчерком: «Эллазия Истлер». Пришлось раз десять перечитать, чтобы понять откуда у меня навязчивое чувство неправильности происходящего, зато когда осознала, то не смогла удержать удивления. Фокс же бессовестно ржал, как конь, валяясь на спине, бултыхал от переизбытка чувств лапами в воздухе и как никогда меньше всего походил на кота. А уж Еволион как был обескуражен, когда пришел в себя и узнал о том, что законная правительница Тринадцатого домена Пекла, повелительница демонов взяла себе имя в честь светлой богини любви и милосердия. И думается мне, он бы с радостью покончил с жизнью, каким-нибудь изощренным способом, если бы не клятвы и обязанность заботится о своей хозяйке. Н-да.
Глава 7. О детях, праздниках и некромантах
Последние дни лета выдались чудо как хороши, словно некто вредный решил исправиться в последний момент и теперь щедро задабривал Йорббург и его округу солнечным теплом, легким игривым ветерком и томными, полными неги вечерами, теми самыми, когда сердце посещает светлая грусть незаметно переходящая в умиротворение, состояние на грани между «ах, как чудесен этот ромашковый чай под концерт цикад» и «а не пошло бы оно всё к черту, где у нас тут верёвка?». Но как бы этот некто ни старался, а лето безвозвратно ушло, а вместе с ним и свежесть зелени, и яркость красок, что само по себе ввергает в тоску. Остаётся лишь уповать на осень, надеяться, что эта дама хоть на краткое время, но вернёт остроту жизни, ворвавшись в Мир со своей безумной палитрой. Окрасит киноварью кроны гордых клёнов, шаловливо позолотит царственные дубы, и как настоящая подруга накинет на скромные берёзы аляповатые праздничные платки. А потом эта дама будет скандалить и срывать даренные покровы порывами ветров, словно вздорная баба, и горько плакать над краткостью отведённого времени. Изредка извиняющееся улыбаться, играючи швырять по лужам россыпи последних теплых лучей для того, чтобы одинокими ночами отпускать стылое дыхание, которое неизменно обернётся тончайшим кружевом изморози под грубыми ботинками ранних прохожих.