– Тогда ты можешь вернуться и сказать ей, что не поедешь. Я знаю, кто хочет видеть тебя в Риме, и это отнюдь не графиня.
– Все совсем не так! Она просила сказать тебе, что англичанин остается здесь.
– Надолго ли? – в Нине начала закипать злость. – На неделю, максимум, на десять дней. А потом он запакует чемоданы и отправится в большой город, к тебе, мой дорогой Паоло! Такой хитростью не обманешь и младенца. Ты никуда не поедешь! Я – твоя мать, и не разрешаю тебе ехать.
– А я все равно уеду!
Она подняла руку и отвесила ему затрещину.
– Когда ты станешь мужчиной, сможешь сам заплатить за проезд и найти работу, – пожалуйста! Если графиня спросит меня, я скажу ей то же самое. А если она не поймет, попрошу доктора связаться с полицейским участком в Джимелло Маджоре. Это успокоит англичанина. А теперь будь хорошим мальчиком, забудь об этом.
– Не собираюсь я ни о чем забывать! Она попросила меня, и я согласился. Я хочу в Рим. Она – госпожа, а ты – никто. Ты просто… просто шлюха святого!
Паоло развернулся и побежал по улице. Нина Сандуцци смотрела ему вслед с каменным лицом. Жена Мартино переминалась с ноги на ногу.
– Он не понимает, что говорит. Он же еще ребенок. Повторяет чужие слова.
– Его отец был святым, – Нина тяжело вздохнула. – А он хочет стать femmenella.
– Вовсе нет! – воскликнула Розетта. – Он совсем мальчик, И не знает, чего хочет. Я приведу его обратно и заставлю извиниться.
И, прежде чем ее мать успела возразить, помчалась за Паоло.
На залитой солнцем лужайке Николас Блэк наводил последний лоск на картину с Паоло Сандуцци, распятым на старой оливе. Услышав шаги Мередита, он поднял голову.
– А, доброе утро, Мередит. Надеюсь, вы спали хорошо?
– Спал я так себе. Не помешаю?
– Нет, конечно. Последние мазки. Не хотите ли взглянуть? Мне кажется, пока это моя лучшая картина.
– Благодарю.
Мередит обошел мольберт. Художник ухмыльнулся, заметив, как изменилось его лицо.
– Вам нравится, Мередит?
– Это богохульство, мистер Блэк, – холодно ответил священник.
– Все зависит, естественно, от точки зрения. Для меня это символ. Я назову ее «Знак противоречия». Удачное название, не так ли?
– Разумеется. – Мередит отступил от картины на пару шагов. – Я пришел сказать вам, мистер Блэк, что графиня и Паоло Сандуцци в Рим не поедут. Графиня будет рада, если вы соберете вещи и как можно быстрее покинете виллу.
Кровь бросилась художнику в лицо:
– Она могла бы сказать об этом сама.
– Я предложил ей свои услуги, – спокойно ответил Мередит. – Она – несчастная женщина и нуждается в помощи.
– Которую церковь с радостью ей окажет. Она же богатая женщина, если только я не ошибаюсь.
– Церковь готова помочь и вам, мистер Блэк…
– Катитесь вы к черту со своей помощью, Мередит. Мне от вас ничего не нужно, А теперь, не могли бы вы уйти? Я занят.
– Я вам кое-что принес. Вас это может заинтересовать…
– Что же? Какой-нибудь католический трактат?
– Не совсем, личные записи Джакомо Нероне. Не хотите ознакомиться с нами?
Против своей воли художник вытер руки и молча взял папку. Раскрыл ее, прочитал несколько страниц. Закрыл, посмотрел на Мередита.
– Зачем вы мне их показываете? – изменившимся голосом спросил он.
– Это очень важный документ – свидетельство духовных метаний человека, который, как и вы, потерял веру, а затем смог вновь обрести ее. Я думаю, эти записи вам помогут.
Николас Блэк уставился на него, затем рассмеялся:
– Помогут мне! У вас отличное чувство юмора, Мередит. Вы знаете, что наделали, не так ли? Благодаря вам меня выбросили из дома. Я лишился последнего шанса финансировать выставку, которая могла позволить мне утвердить мою репутацию в артистических кругах. Вы унизили мою, возможно, единственную, настоящую картину.
Мередит даже подался назад.
– Я не понимаю вас, мистер Блэк.
– Тогда я вам все объясню, монсеньор, – продолжил художник. – Как и все в этой проклятой деревне, вы убедили себя, что единственное мое желание – соблазнить Паоло Сандуцци. Я прав, не так ли?
Мередит кивнул, но не ответил. Художник отвернулся от него, оглядел залитые солнцем лужайки, цветочные клумбы.
– Дело в том, Мередит, что вы были бы правы, если бы речь шла о любом дне из моих последних пятнадцати лет. Но теперь все не так. Да, мне нравится мальчик. Но не в том смысле, что вы думаете. Я увидел в нем все то, чего недоставало мне самому, Я хочу взять его с собой, дать ему образование, сделать тем, кем не смог стать я – настоящим мужчиной, с мужским телом и умом, с мужской душой. Ради этого я подавил бы все свои плотские желания. Но вы же мне не поверите, не так ли?