— Присядьте, — произнёс он.
Ну а мы что? Мы заняли места в креслах перед его столом, пока он продолжал подписывать лежащие на столе бумаги.
— Итак, признаюсь, я нахожусь в некотором недоумении, София, — заговорил он спустя пару минут, поставив последнюю подпись и убрав бумаги в сторону.
— В недоумении, Аркадий Ростиславович? — осторожно уточнила у него Голотова.
— Да, дорогая моя, — не глядя на неё, отозвался ректор, складывая подписанные бумаги в папку и убирая её в дорогой кожаный портфель. — В нём самом, в недоумении.
— Могу ли я узнать причину? — всё тем же осторожным голосом спросил София.
— Можете, — кивнул ректор. — Более того, я считаю, что вы должны о ней узнать. Но, позвольте, я для начала задам вам вопрос. Что он тут делает?
На меня оказался направлен указательный палец с надетым на него тяжёлым золотым кольцом-печаткой с гербом университета.
— Я? — не удержался я.
— Да, молодой человек, — кивнул ректор. — Именно вы.
— Аркадий Ростиславович, Александр является моим помощником и ведёт дополнительный курс по адвокатской этике, — тут же пустилась в объяснения сидящая рядом со мной женщина, но тут же оказалась прервана поднятой ладонью.
— София, ну как же так? — удивился ректор, и в его голосе прозвучало искренне непонимание пополам с раздражением. — Подскажи мне, как так вышло, что преподаватель у наших студентов едва ли не младше их самих? Разве ты не видишь тут некоторого противоречия?
Голотова бросила на меня короткий взгляд, буквально глазами прокричав «молчи и не встревай».
— Аркадий Ростиславович, при всём уважении, но устав университета даёт свободу его преподавателям в подборе личных помощников. Точно так же, как дает возможность привлекать людей для дополнительных и консультативных занятий со стороны и…
— Устав университета, София, подразумевает, что эти самые помощники и сторонние консультанты имеют соответствующий опыт и юридическую практику, — мягко прервал её он. — А что мы видим здесь?
Его ладонь указала на меня.
— Молодой человек, не имеющий ни образования, ни практики, ни опыта работы…
— Прошу прощения, но опыт у меня все-таки есть, — уже устав сидеть молчаливой статуей, встрял я в разговор.
— Прошу прощения, не сочтите меня предвзятым, но считать ваши несчастные три месяца до увольнения из «Л Р» я не стану. Да, я не стану спорить, что мне крайне любопытно, как вы смогли туда попасть, так ещё и показать некоторые, скажем так, результаты… но неужели вы считаете, что этого достаточно, чтобы преподавать в моём учебном заведении, молодой человек? Так, будто бы этого мало, я узнаю, что посетивший нас Его Высочество князь Меньшиков лично присутствовал на ваших так называемых занятиях. И это, заметьте, я опускаю факт наличия жалоб на вас со стороны ваших студентов. Может быть, объясните мне, как так получается, что не проходит и недели, как в ректорат на вас начинают поступать жалобы…
— Что я могу поделать, — развёл я руками. — Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь.
— Простите? — не понял он меня. — Мне сейчас послышалось?
Открыв ящик стола, ректор достал лист и зачитал написанный на нём текст. Как оказалось, текст весьма знакомый. Я уже слышал его, только из уст Софии.
— Александр Рахманов позволял себе недопустимую резкость и грубость в обращении со студентами. Его комментарии нередко переходили границы профессиональной этики, личные границы и звучали унизительно. В аудитории регулярно ощущалась напряжённая атмосфера, вызванная его снисходительным и пренебрежительным тоном… — Ректор отложил лист на стол. — Я не буду зачитывать целиком. Нет смысла. Уверен, что Голотова непременно ознакомила вас с содержанием этой и других жалоб, что поступили на ваше имя.
А вот интересные у него эмоции. Если нас для чего и вызвали, то точно не для того, чтобы прямо тут распять и уволить, выгнав после этого пинком под зад с территории университета. И это интересно! Сидящий передо мной мужчина филигранно контролировал выражение на своём лице. Просто фантастически, если честно. Настолько, что стоило признать — если бы не мой дар, то я бы не понял, что что-то не так.
Но его эмоции… они вообще не вязались с тем строгим и не обещающим радостного будущего выражением на его лице. Было в них что-то вроде. не знаю, может быть что-то вроде любопытства?