И Эри ждало именно это. И это при том, что именно брат её отца и по совместительству дед Лара устроили тот переполох. И ведь его приговорили к заключению. Судьбы стать парией среди своего народа он избежал, в то время как Эри ждало именно это.
И отсюда возникает вопрос. Что такого она сделала, чтобы заслужить такую участь?
Во время нашего прошлого разговора Лар ответа мне не дал. По довольно-таки простой причине. Он его не знал. И, как я понял из общения с ним, ему в целом было пофигу. Он покинул свой анклав и жил среди людей, потому что ему это нравилось.
А вот Эри это сделала потому, что другого выбора у неё просто не оставалось.
— Следовало бы вырвать ему его чересчур длинный язык, — прошипела Эри.
— Да какая тебе разница, — хмыкнул я. — Всё равно, пока ты не попробуешь вернуться, на тебя всем будет наплевать. Разве я не прав…
— Заткнись! — выплюнула она. — Ты и понятия не имеешь о том, что значит быть оторванным от собственного народа! Я лишилась возможности жить с родными! Лишилась доступа к нашим знаниям! И теперь всё, что мне остается, это прислуживать этому ублюдку из-за одной-единственной ошибки и…
— И воровать мои блины, — закончил я за неё. — Так скажи мне, Эри. Тебя это бесит? Злит? Заставляет скрипеть зубами и биться в истерике от ярости, что ничего не можешь изменить?
Она не ответила.
Вообще забавная ситуация. Я ведь знал, насколько жестокой может быть женщина, стоящая передо мной. После разговора с Ларом я навёл кое-какие исторические справки. Она неплохо так успела «пожить». Особенно во Франции, во время одной из революций, едва не скинула с власти французскую корону. Вместе с головой короля.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил я ей.
— Это не имеет значения, — скривилась она. — Печать нельзя разорвать, пока тот, кто её поставил, сам не захочет этого сделать. Ну или же пока он жив. Но ты и сам знаешь, в чём проблема.
— Ага, — кивнул я. — Его нельзя убить.
— Можно, только…
— Только это русская рулетка, — кивнул я. — Лар мне рассказал. Вот почему ты тогда не сделала ничего, когда я выстрелил ему в грудь.
Теперь сказанные им тогда слова, что мы с ним «находились в абсолютно одинаковых условиях», воспринимались совсем по-другому.
Да, благодаря своей Реликвии Браницкий каждый раз перерождался после своей смерти. Только вот существовал один весьма существенный нюанс. Этот процесс не был бесконечным. Насколько я понял, каждый раз был шанс, что источник его силы «передумает». И тогда смерть окажется окончательной.
Так что та игра в русскую рулетку была для него такой же опасной, как и для меня. Ну почти, если забыть о том, что у него имелась «дополнительная жизнь». Как в грёбаной видеоигре.
— Верно, — кивнула Эри. — Надеялась, что в этот раз мне повезёт, но… как видишь. Этот говнюк опять вернулся с того света. Всегда возвращается.
Последние слова она произнесла, едва ли не скрипя зубами.
— Вижу.
— Тогда твой вопрос ещё больше не имеет смысла, — сказала она. — Потому что сама я его убить не могу. Печать не позволит мне это. В противном случае я бы вырвала его сердце собственными руками столько раз, сколько потребуется, чтобы он наконец сдох. А Константин никогда не откажется от меня. Я ему слишком…
— Полезна? — предположил я.
— Удобна, — хмыкнула она. — Но если бы кто-то когда-либо смог меня от него избавить, то…
Говоря это, она подошла ко мне и, перекинув стройную ногу, уселась мне на колени лицом ко мне. Её руки обняли меня за шею.
— Я бы была очень, очень, очень благодарна, — прошептала она мне, и горячее дыхание с каждым словом щекотало мне шею.
— Очень благодарна, — повторила она. — Настолько, что…
— Хочешь?
Она моргнула и отпрянула назад, когда перед самым её лицом оказался туго скрученный золотистый поджаренный блинчик с мясом.
— Ты сейчас издеваешься? — на всякий случай уточнила она.
— Прости, но расчётливые и хитрые женщины за пятьсот не в моём вкусе, — улыбнулся я ей.
— И это я слышу от того, кто спит со мной в одной постели…
— Выгнал бы, да ты же обратно потом припрёшься. Плавали, знаем.
— У тебя матрас удобный.
— Ага, конечно, а теперь, будь добра, слезь с меня.
Я хлопнул её свободной рукой по заднице, согнав со своих коленей и не заметив даже тени разочарования на лице, что только лишний раз подтвердило, что всё происходящее было ни чем иным, как очередной игрой в манипуляцию.