— Скорее уж бесперспективен, — выдал Распутин. — Но только с точки зрения прошлого.
— Ну, учитывая, какое нас может ждать будущее, у парня огромный потенциал занять место отца рядом с Алексеем.
Григорий поморщился. Его до сих пор коробила привычка Василия называть нынешнего Императора по имени. Впрчоем, делал он это только наедине с ним.
— Посмотрим, — не стал спорить с ним Распутин. — Главное сделать так, чтобы он до него дожил.
— Ну, один вариант у нас есть. Кстати, ты мог бы…
— Не мог, — сразу же зарубил эту идею Григорий. — Ты не знаешь, как он относится к этому, Василий. Просто поверь мне. Если бы я сказал ему об этом сейчас, Рахманов сбежал бы отсюда впереди собственного вопля.
— Ну, рано или поздно информация о нём распространится достаточно широко, чтобы ему пришлось задуматься о собственной безопасности. И даже он поймёт, что для него это лучший выход.
В этом плане Распутин был с ним полностью согласен. Другое дело, как это сделать так, чтобы вся задумка не вышла им боком?
— Посмотрим, — наконец сказал он. — Время ещё есть.
Глава 16
— Ну как? Нашел что-нибудь?
Я поднял свои уставшие и покрасневшие от долгой работы с бумагами глаза и посмотрел на заглянувшего в комнату Громова.
Первую и, чего уж тут скрывать, весьма соблазнительную мысль послать его куда подальше я откинул. Конечно, не без труда, хотя очень уж и хотелось.
А что такого? Пять часов назад я буквально сдох, между прочим. Не тот опыт, который первому встречному пожелаешь, так-то.
— Нет, пока не нашёл, — раздражённо ответил я, вновь возвращаясь к работе
Громов постоял пару секунд в проходе. Я ожидал, что он сейчас развернется и уйдет, как это бывало каждый раз, когда он приходил, а я сидел над документами.
Но нет. В этот раз ему удалось меня удивить. Он зашел и подошел к столу.
— Давно тут сидишь?
— С шести часов, — не поднимая головы, отозвался я, впившись глазами в очередную финансовую выписку.
— Ты в курсе, что уже двенадцать?
— Да, спасибо, майор очевидность. Я знаю…
— Ты паршиво выглядишь…
— Слушай, Громов, что тебе надо, а? Ты хотел, чтобы я тебе помог? Я помогаю!
— Я просто сказал, что ты паршиво выглядишь, — невозмутимо повторил он. — Лучше езжай домой, а то у тебя такой вид, будто ты сейчас прямо на тот свет откинешься.
Эти слова вызвали у меня смешок.
— А я уже, — ответил я, откладывая лист и беря в руки следующий.
Нет, правда. Очень жаль, что с Викторией я так и не смогу познакомиться. Хотелось бы сделать это просто ради того, чтобы рассказать ей о том, что в жизни есть хоть что-то, кроме работы.
Это сложно назвать чем-то нормальным. В этом кабинете хранилось порядка двенадцати тысяч документов. Еще раз. Двенадцать тысяч! Как я это подсчитал? А все очень просто. Всего в кабинете находилось сорок три коробки. Из тех двадцати трех, которые я уже полностью успел посмотреть и разобрать, в каждой находилось от двухсот шестидесяти до двухсот семидесяти листов разных выписок, деклараций, налоговых ведомостей и прочих документов. Путём нехитрых подсчетов мы приходим к выводу о примерном количестве.
Впрочем, такой трудоголизм у меня вызвал исключительно профессиональное восхищение
Обратив внимание на то, что стоящий рядом со мной Громов как-то слишком уж молчалив, я все-таки поднял голову и посмотрел на него.
— Что?
— Знаешь, не пойми превратно, но ты очень уж на нее похож, — он коротко улыбнулся и покачал головой. — Пусть и играешь за другую сторону. Никогда не думал сменить флаг?
— Спасибо, но я предпочитаю играть за победителей, — отказался я от такого предложения.
Правда, Громов мою шутку не оценил.
— Ты хотел сказать, на стороне тех, кто постоянно норовит исказить факты, чтобы очередной говнюк вышел сухим из воды? — уточнил он.
— Ну, как говорил один мудрец, прокурор строит из этих фактов стену. А адвокат рисует на ней дверь, через которую можно выйти, — пожал я плечами.
Громов смотрел на меня пару секунд, а затем недовольно хмыкнул.
— Вот потому-то мне и не нравится ваша братия. Вам лишь бы…
— Что? — перебил я его. — Победить? А разве прокуроры не стремятся к тому же самому? Громов, твоя логика сломана.
— Она хотя бы на стороне закона.
— Ой, да что ты? — не удержался я от сарказма. — На стороне закона? Правда? Иди, расскажи это Стрельцову. Если бы я не, как ты выразился, исказил факты, чего, заметь, я не делал, то невиновная девчонка попала бы за решётку на очень долгий и абсолютно незаслуженный срок. Чрезмерная жестокость прокурора всегда склоняет весы правосудия не под давлением от фактов, а только лишь от груза его гигантского эго. Я же пытаюсь уравновесить этот процесс.