— Я люблю тебя, моя маленькая девочка!
— Я люблю тебя, Джесс! — раздался в ответ слабый, неуверенный голос.
Осторожно высвободив свои ноги, Джесс перевернулась в постели и, оказавшись лицом к лицу с Мари, нежно расцеловала её лицо и грудь, а потом жадно впилась в трогательные, по-детски припухлые губы своей потрясающей любовницы. Розмари, с которой стал мало-помалу сходить любовный хмель, покраснела. Кажется, лишь сейчас она начала понимать, что произошло в творческой мастерской художницы, куда миссис Брукс пришла в гости без всяких задних мыслей. Догадавшись о мыслях Мари, Джессика с сожалением оторвалась от её аппетитных губок и, легко поднявшись с постели, голая направилась к столу. Розмари проводила её взглядом, в котором смешались смущение и восхищение одновременно. Она сама даже в присутствии Альфреда, несмотря на то, что они вытворяли в постели, никогда не ходила обнажённой, хоть Фред её не раз уговаривал порадовать его видом голого тела. Но для юной мисс Роджерс такое было невозможно.
— Может, зря? — подумала Мари. — Это могло бы мне помочь избавиться от комплексов, и сейчас, возможно, я была бы другая — свободная, уверенная в себе женщина, как Джессика.
Джесс вернулась с двумя бокалами вина. Мари поискала глазами свою блузку, от которой её освободила Джессика, но мисс Кэмпбелл со смехом крепко поцеловала её в алые губы и заставила выпить бокал до дна. Подруги выпили. Затем Джесс галантно протянула руку Мари и, голые, они прошли в зону гостиной, где хозяйка мастерской включила магнитофон. Зазвучала музыка. Это была потрясающая, очень красивая и до боли пронзительная песня в исполнении Уитни Хьюстон «I will always love you» из фильма «Телохранитель».
Прижавшись тесно друг к другу, подруги танцевали голышом. В какой-то момент Мари в порыве отчаяния и чувства одиночества, преследовавших её ещё с детских лет, положила голову на плечо Джессики, как будто хотела найти в своей новой подруге защиту и опору. Ведь несмотря на оставленные ей покойным отцом миллионы, Розмари Брукс не только не приобрела в жизни даже какого-нибудь подобия счастья, но в свои тридцать шесть лет она была безумно одинока и страдала от всевозможных комплексов, а узнав об измене мужа, едва не впала в жуткую депрессию, с которой ей помогла справиться Джесс Кэмпбелл, ну, или почти помогла. В конце концов, они пока очень мало знакомы. От отчаяния, от сильной душевной боли Розмари Брукс бросилась в её объятия. И художница — умная, талантливая, красивая, волевая женщина, подставила Розмари своё надёжное плечо.
Музыка смолкла. Заключив Мари в свои крепкие объятия, Джесс с чувством поцеловала её в губы. Безмерно благодарная за участие в её судьбе, за любовь Розмари покрыла лицо Джессики страстными поцелуями. Впервые в жизни она ощутила свою нужность. Ведь даже её добрый, любящий, но вечно занятой отец Пол Роджерс не сумел дать понять дочери, как сильно он её любит. Какие-то очень смутные воспоминания о любви у Розмари остались от того времени, когда была жива её мать Саманта Роджерс. Мари чувствовала её любовь, в которой она как будто бы купалась. Однако с тех пор прошло свыше тридцати лет. Был в её жизни момент, когда Мари показалось, что она нужна. Эту мысль ей сумел внушить в своё время Альфред Рассел. Но потом оказалось, что ему от неё нужен только секс.
Розмари устала от одиночества и пустоты вокруг себя, от странного ощущения, как будто она не живёт, а жизнь проходит мимо неё. А ведь Розмари хотела совсем немного: любить и быть любимой. Художница Джессика Кэмпбелл услышала этот безмолвный позыв и без промедления откликнулась.
Мисс Кэмпбелл обняла Розмари за плечи, а она обняла Джесс за талию. Не сговариваясь, подруги-возлюбленные направились к лодке-кровати.
В этот день впервые за шестнадцать лет семейной жизни миссис Брукс не ночевала дома. Мобильный телефон она также отключила, предварительно сообщив сыну Энтони, чтобы её не беспокоили и не искали. На следующее утро Розмари вернулась домой, но только для того, чтобы забрать личные вещи. Никакие уговоры, мольбы насмерть перепуганного мужа не помогли. Розмари Брукс твёрдо решила изменить свою жизнь.
31. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему