— Знаешь, что, — произнес Аэций. — Сделаю-ка я вид, что удалился незадолго до её прихода. А ты уж, пожалуйста, прими её как полагается. Не груби…
— И не чеши в затылке, — подхватил Карпилион, и, обменявшись усмешками, они разошлись по разным арочным входам.
Осень 451 г. Кийгород
Посыльный прибыл в Кийгород, когда покраснели листья и подули холодные северные ветра. Аттила просил передать на словах, что находится в безопасном месте. Велел не ждать его скоро и вести обычную жизнь.
В Кийгороде знали, что его разгромили на Каталаунских полях. Наверное, он в плену, решила Ильдика, иначе прислал бы посыльным знакомого, а не какого-то чужака.
— Созовите мне воевод. Всех, кто верен аттиле. Пусть немедленно едут сюда, — отдала приказание.
И воевод созвали.
Совет
— Матушка, почему ты плачешь? — спросил восьмилетний Ирна у Ильдики. Он был таким же темноволосым как Руа, но глазами походил на неё и на Кия, и на весь их голубоглазый род.
— Я не плачу, — ответила Ильдика, стирая слезинку, стекавшую по щеке. — Сейчас мы пойдем на двор. Там будет много чужого люда. Не пугайся. Они приехали нам помочь.
— Не буду пугаться, — смело ответил Ирна и нахмурил свои соболиные бровки.
Ильдика поцеловала их. Взяла мальчонку за крепенькую ладошку и повела за собой. На ней был длинный жемчужный наряд, отороченный белым мехом. Ильдика знала, какое впечатление производит на мужчин её красота, делая их податливыми и сговорчивыми, и хотела выглядеть как можно лучше.
*
Когда они с сыном вышли на устланное коврами крыльцо, во дворе закричали приветствия. Народа там было много. Те, кто явился из дальних окраин, держались особняком. Остальные — сбились толпой.
— Вот и пришли ко мне, дорогие гости, — сказала Ильдика. — Позвала вас не ради веселья, а ради доброго дела. Рассылайте вести во все концы. Собирайте дружины. Скликайте тех, кто может держать оружие. И пойдем на подмогу аттиле.
Не успела она умолкнуть, как во дворе зашумели. Одни говорили о том, что скоро начнется зима, и кони увязнут в сугробах. Другие о том, что аттила вернется сам. А раз до сих пор не вернулся, то и подмога ему не нужна.
Ильдика смотрела на них растерянными глазами. Аттила в беде. А они испугались сугробов!
— От ваших речей даже небо померкло, — произнесла она с горечью. — Я никого не хочу неволить. Раз уж приехали — отдыхайте, гуляйте в Кийгороде, а потом уезжайте в свои края. Пускай останутся только те, кто согласен идти в поход.
И толпа во дворе потихоньку стала редеть.
— Позови нас весной, когда распечется солнце, — говорили Ильдике. — А зимой медведи сидят по берлогам.
Ильдика не ожидала такого исхода. Только что во дворе было густо, и вот никого не осталось, кроме зевак.
— Почему они разбежались? Нам никто не хочет помочь? — спросил у матери маленький Ирна, не понимая, что происходит.
У Ильдики дрогнули губы. Она наклонилась к сыну, чтобы ответить, и вдруг услыхала знакомый голос:
— Я помогу, если надо.
От зевак, словно тень, отделился кто-то высокий, крупный, с курчавой седой бородой и медленно подошел к крыльцу.
Охранники, лязгнув мечами, ринулись было его задержать, но Ильдика остановила их быстрым движением руки.
— Не трогайте. Это друг, — сказала она, и лицо её осветилось радостной улыбкой.
Перед ней стоял Онегесий, все такой же кряжистый и могучий, нисколько не постаревший за время разлуки. Несмотря на седую бороду, он выглядел даже моложе, чем раньше.
*
Ильдика отвела его в терем, а сына оставила на попечение нянек.
В чертоге с низкими расписными сводами и крепкой мебелью из мореного дуба они сидели вдвоем. Ильдика, сложив на коленях руки. Онегесий, уперевшись в бок кулаком. Он был уверен в себе, богато одет и вальяжен. Подбитая шелком накидка молодецки свисала с плеча.
— Давно тебя не было видно, — сказала ему Ильдика. — Где же ты пропадал?
— На Волхе. Теперь я, вроде как, сам по себе. Услышал, что ты зовешь и решил наведаться в гости.
— Другие тоже наведались, но помочь отказались. С твоей стороны благородно, что поступаешь иначе. Аттила этого не забудет…
— На него мне плевать, — перебил Онегесий. — Я собираюсь помочь не ему, а тебе. Так что сама решай, согласна ты или нет.
Конечно, согласна, удивилась Ильдика. Разве может быть по-другому?
— Сколько людей у тебя в дружине? — решила она уточнить.
— Нисколько, — огорошил её Онегесий. — У меня и дружины-то нет.
— А как же…
— Наберу, если надо, в Великой Степи́. Там меня знают.
— Так ведь это будет не скоро? — упавшим голосом произнесла Ильдика.
— К весне. А точнее — к началу лета, — сказал Онегесий. — Во дворе тебе говорили дело. Зимой под снегом дорогу не видно, и от холода некуда деться. В таком походе только людей морозить.
— Но до лета ждать невозможно. Ко мне приезжал посыльный. Я думаю, что аттила у римлян.
— А где он, посыльный?
— Уехал обратно. Или ты мне не веришь?
— Тебе-то я верю. А вот посыльному нет. Армия гуннов разбита. И те, кто там был, уверяют, что аттилу смертельно ранили у них на глазах. Может, его и в живых-то уж нет…
— Неправда. Я знаю, он жив!
— Тебе он так дорог? — спросил Онегесий, слегка прищурясь. — А чего же уехала с братом, когда он тебя позвал?
— Да по глупости, — улыбнулась Ильдика. — Из-за того, что был маленький ростом …
— Ха-ха-ха, — не выдержал Онегесий. — Ох, прости, такого я раньше не слышал. Потом, значит, вырос и отношение поменялось?
— Не поменялось. Осталось таким же, как прежде. Сердцем я всегда была с ним. Думала, что теперь будем вместе. Только он меня не простил. Считает, что я его предала.
— И ты решила доказать свою верность?
— Нет, я просто хочу его выручить.
— Несмотря на то, что уехал к другой?
Онегесий, видимо, знал о письме Гонории.
— Несмотря на это, — сказала Ильдика, потупясь. — Он не покинул меня в беде. И я его не покину. Остальное пусть будет, как будет. Насильно мила не будешь.
— Ах, вот как ты судишь… — кивнул Онегесий. — Военный поход не простое дело. Придется многим пожертвовать. Ты готова?
— Пожертвовать чем? — переспросила Ильдика.
— За наемников надо платить, иначе они не смогут купить оружие и броню. Прибавь сюда продовольствие и коней…
— Не сто́ит перечислять. В Кийгороде казна не пустует. Возьмем сколько нужно.
— А кто возглавит дружину?
— Я думала — ты.
— Тогда объяви об этом сама.
— Сегодня же объявлю.
Онегесий, о чем-то задумавшись, погладил себя по колену.
— Осталось одно условие, — произнес он и медленно посмотрел на Ильдику.
Часть 22. Нежданные гости
На следующее лето. Равенна. 452 г.
— Откуда у тебя такой ужасный шрам? — спросила Гонория, целуя рубец на шее Карпилиона.
— Задело копьем, — с улыбкой ответил он.
После жаркой любовной ночи их томила сладкая нега. Карпилион растянулся на ложе в спальне Гонории. Она обнаженная сидела рядом на бело-розовой шелковой простыне и, ласково массируя кожу, втирала ему в спину благовонное миндальное масло.
С тех пор, как император согласился на их обручение, они проводили вместе ночи и дни. Для Карпилиона не было откровением, что сестра императора потеряла девственность с кем-то другим. Разгульная жизнь, которую вела молодая равеннская знать, закружила обоих в омуте наслаждений. Праздники, пиршества, беспробудное пьянство. Карпилион не раз и не два называл себя то аттилой, то гунном, но его слова принимали за шутку. Гонория ласково называла «мой варвар». Приглашала рабынь для любовных утех. Находила все новые и новые развлечения, желая ему угодить, и, казалось, совершенно потеряла голову.
Аэций не вмешивался в их отношения. Убедившись, что Карпилион освоился в Равенне, он оставил его в пылких объятиях Гонории и уехал в Галлию, где объявились несколько самозванцев, выдававших себя за аттилу. Аэций хотел убедиться, что это не гунны, а кто-то из местных вождей, решивших пограбить соседние города.