- Иржик, мать твою! Кто это, бл…ть?!
- Это?.. – рассеянно почесав затылок и обернувшись, переспросил Иржик. – Это не бл…дь… Это баба…
- Да что ты?! – все не унимался комендант, попутно чувствуя, как стремительно он трезвеет. – Да я уж вижу, что не мужик! Что вы здесь, сучий потрох, забыли?!
- Ваше превосх-ход-сво чес слово… Библию щ-щитаем…
- Неужели?! Что-то я такого в Библии не припомню!
- Хотите… сесра А-антонина покажет…
- Нет, сволочи! Тварюги! Все, что я хочу от сестры Антонины – это чтобы она убралась отсюда к херам собачьим! И ты тоже, курощуп недоделанный!
Алан пинками выгнал пьяного, не способного управлять собственными конечностями Иржика из пристройки. После оттуда выбежала полуголая женская фигура, обмотанная какими-то тряпками, больше похожая на призрака, и скрылась в ближайших кустах. «Хах, а ты говорил! – заторможенно усмехнулся Винсент, опираясь на Кьярваля. – Комендант рохля, комендант рохля! Ты посмотри какой мужик интересный!.. И крестьянина отп*здили и на бабу голую посмотрели… Хм, а у Иржика… Да-а, у Иржика неплохой вкус…»
Седой никак на это не отреагировал. Он был слишком устал и сосредоточен, чтобы обращать внимания на всю суматоху вокруг. Когда избиение бедолаги Иржика закончилось, Алан, красный и запыхавшийся, подошел к гостям: «Простите за это всё… Эта скотина… В общем, не буду Вас обременять, проходите. Если произошедшее Вас не смутило…» «Ооо, не-ет! Ни в коем случае! – запел Винс. – Мы Вам благодарны, за оказанное гостеп… приимство. Доброй ночи». «Доброй ночи», - как эхо повторил комендант и закрыл за гостями дверь. Внутри пахло сеном и фиалками. Кьярваль возложил пьяного друга на деревянную кровать. После этого седой уселся на пол в позе лотоса и затих. «Да ладно… - сонно протянул Винс. – Опять медитировать?» Старик не ответил.
«Ты же сам говорил, что устал. И все же сел?»
Молчание.
«А-а-а… Девчонка из Назаро… Не ку-выр-кается задаром… А-а-а мальчишка из Назаро… Все подмывается отваром… Что-об девчонка из Назаро… Дала завтра за амбаром…»
Тишина.
«А-а-а… монашка…»
- Замолчи уже, - прошипел старик, чувствуя, что его ожидает еще один не слишком приятный куплет.
- Что? Ты раньше не жаловался, когда я пел.
- Ты был трезвым. Молчи. Не мешай мне.
- Ладно, ладно. Все равно я никогда не понимал эти ваши… Восточные штучки. Э-гей, послушник!..
- Винсент!
- Да всё, всё. Спокойной ночи.
Молодой охотник отвернулся к стене. И скоро его сознание пребывало во снах весьма сладких и приятных, заставивших Винса улыбаться. Через некоторое время к нему присоединился и Кьярваль.
Утром, когда свет робко скользнул маленьким и рыжим, как лисий хвост, лучиком в комнату, старик проснулся. Винс еще сопел на кровати, раскинув руки и ноги, и бормотал что-то себе под нос. Как следует потянувшись, седой вышел на улицу и отправился в сторону ближайшей полянки. Солнце, цвета лепестков календулы, наполовину показалось из-за горизонта. Свет струился сквозь туман, собиравшийся застенчивыми кучками в низинках и среди деревьев. Ветерок слегка шелестел листьями ив и тополей, принося бодрящую прохладу. Воздух был дикий, травяной, немного влажный, но легкий и бодрящий. Сквозь него разлеталось переливчатое пение жаворонка, журчащие трели свиристели и задорное щебетание чижей. Кьярваль сделал несколько глубоких вдохов, стремясь полностью вобрать в себя эту утренную свежесть. Старец вытянулся, поднял руки вверх, опустился вниз, прижавшись всем телом к ногам. Простояв так немного, он отставил левую ногу назад на колено, поднял руки и прогнулся в спине. Затем поднял колено, поставил правую ногу рядом с левой, уперся двумя руками о землю, поднырнул и вытянулся вверх, снова выгнув спину. Через пару мгновений он уперся носками ног в рыхлую землю, выпрямил колени, не отрывая рук и сделался похожим на гору. После проделал все тоже самое, но в обратном порядке, встал. Сложил руки перед собой: «Сурья намаскар». Серые, рыбьи глаза внимательно изучили округу в поисках удобного пенька.
В это время с другой стороны перелеска вышел молодой юноша, в льняной рубахе, грязных штанах и небольшой серенькой шапочке, из-под которой выбивались клочки пшеничного цвета волос. В руках у него был ягненок, жалобно и протяжно блеявший. Но выйдя на свет и осмотревшись, пастушок замер, широко раскрыв глаза и рот и едва не выпустив скотинку из рук. На пеньке, бывшем когда-то дубом с обширной кроной и толстыми ветвями, стояло нечто, похожее на нескладно сложенные части человеческого тела, торчавшие не там, где они должны быть и изгибавшиеся в неестественных положениях. Юноша прислушался. Нечто не шевелилось. Ягненок отчаянно закричал и задрыгал ногами. Тогда то, что было на пеньке, дрогнуло и начало разворачиваться, постепенно превращаясь в нормального человека, затем потянулось и снова сложилось во что-то несусветное. Пастушок настолько оторопел, что выпустил из рук свою ношу, которая устремилась в ближайшие кусты, радостно возвещая об этом всех вокруг. Юноша выругался, почурался, покрестился и только потом побежал за ягненком.