– Одну секунду, Римма Витальевна…
Ефремов, как в ускоренной киносъемке, прокрутил все события, связанные с Козодоевой, и принял решение. Единственно правильное решение в этой ситуации – не спешить.
– Алло, алло, Римма Витальевна! – словно спохватившись, продолжил он. – Прошу прощения, ежедневник не мог сразу найти… Так, что у меня на следующую неделю? О, вот «окно» есть! У меня будет возможность накоротке переговорить с вами на следующей неделе, в пятницу.
– Игорь Павлович, дело срочное… – стала упрашивать Козодоева.
Но Ефремов был непреклонен.
– Римма Витальевна! Поймите меня правильно. Я бы рад прямо сейчас все бросить и встретиться с вами, но дела! Конец года, начальство за глотку держит, проценты трясет. А где я их возьму, эти проклятые проценты? Я уже забыл, когда с работы раньше десяти вечера уходил…
Положив трубку, Игорь закурил, подошел к окну, открыл форточку. Холодный морозный воздух вторгся в прокуренный кабинет. Слои табачного дыма вздрогнули и потянулись наружу.
«Что у нее могло случиться? – подумал Ефремов. – Судя по голосу, Козодоева на взводе, на грани отчаяния, и ее звонок – крик о помощи. Но как ни крути, я ей не друг и даже не приятель. Скорее наоборот – враг: я хотел посадить ее сына и разрушил ее семью».
За окном повалил снег, в кабинете посвежело. Игорь оставил форточку открытой, сел за стол, достал ежедневник, нашел наспех сделанную запись за второе ноября: «Сергей Козодоев – арест!»
Память человека состоит из пластов последовательных событий. Новые пласты беспрерывно наслаиваются на старые. Чтобы вспомнить весь пласт разом, нужно найти ключевое событие. В истории с Риммой Витальевной таким событием было не задержание ее сына в головном офисе СГТС, а визит Ефремова в особняк Козодоевых.
«Расколол я ее тогда классно! – припомнил Ефремов. – В одно касание спесь и гонор сбил. Потом пришла ее дочка, раскрашенная и размалеванная, как проститутка. Дочку зовут Оксана. Она прожженная стерва, но внешне привлекательная и интересная. С дочкой можно было бы замутить, да средства не позволяют».
Игорь достал кошелек, заглянул внутрь.
«До зарплаты еще десять дней, а я уже на подсосе – ни рубля лишнего нет. Истратить на Оксану резервную тысячу? Позвать ее в ресторан, то, се… Черт возьми, ужин на двоих в ресторане сейчас во сколько обойдется? Проклятая инфляция! Каждый день новые цены. Что вчера стоило червонец, сегодня за сотку не купишь. И не факт, что зарплату вовремя дадут, а не задержат на месяц-другой. Кто-то из классиков марксизма-ленинизма сказал, что государство – это войско, полиция, суд. После августовского путча войско распустили, полицию загнали в нищету, суд никогда в России в авторитете не был. Отсюда мораль – государство у нас стало понятием условным. Оно вроде бы есть, но какое-то ненастоящее, бутафорское».
К каждому делу, даже самому незначительному, Ефремов готовился основательно, не пропуская ни одной мелочи.
«Перед встречей с Козодоевой я должен быть готов к любому повороту событий. Если разговор меня не заинтересует, то я откланяюсь и уйду. А если тема будет интересной, то мне понадобится дополнительная информация для предметного продолжения разговора. Для начала мне нужно выяснить, каково финансовое и общественное положение Риммы Витальевны в данный момент».
На другой день Ефремов зашел по служебным делам к начальнику городского отдела БЭП Евгению Сидорову. Решив рабочие вопросы, Игорь завел речь о семье Козодоевых.
– Кем конкретно из Козодоевых ты заинтересовался? – с подозрением спросил Сидоров. – История с Сергеем закончилась, отец его при смерти лежит, мать в отчаянии волосы на себе рвет, сестра по кабакам шляется, приключения на одно место ищет… Игорь, колись, на кого из них ты зуб точишь?
– У меня есть кое-какая оперативная информация на Сергея, и я хочу понять, стоит начинать его разработку или нет.
– Про Сергея можешь забыть. – Сидоров встал, закрыл кабинет на ключ. – Рюмочку коньяка примешь?
– Не откажусь.
«Сухой закон» и политика насильственной трезвости сыграли с их авторами жестокую шутку. Пока спиртное было под запретом, в милиции к нему не прикасались, но как только по стране прокатилась волна вседозволенности – распивать горячительные напитки на рабочем месте стало обычным явлением. В декабре 1992 года, несмотря на задержки зарплаты и общее обнищание населения, к обеду уже половина оперативного состава находилась под хмельком, а к вечеру многие напивались так, что оставались ночевать в кабинетах или с трудом доползали до дома.