Через несколько дней узники под неусыпным контролем бдительного тюремщика освоили все приёмы, необходимые для ухода за венерианскими лягушками (флябскими). Однажды на одной из бетонных стен Серафима умудрилась разглядеть процарапанную гвоздём надпись: «Борис Савенков Париж 1914». Чему обрадовалась и немедленно поделилась удивительным открытием с Зигмундом, который никак не мог взять в разум, откуда могла появиться здесь фамилия опасного террориста.
– Я узнаю этот запах. От Савенкова точно таким же амбре дуло, когда он вылез из чемодана, – принялась объяснять свою находку актриса.
– Какого чемодана, – удивился Зигмунд, не присутствовавший при появлении боевика в гостиничном номере.
– Все платья мне испортил. Оставил вот в этом. Негодяй! О-о, теперь я всё понимаю, даже очень!
– Да что же наконец? Вы говорите загадками.
– И этот жуткий ошейник. Хорошо, что нам не одели. Значит, было за что.
– Теперь ошейник. О котором я не имею ровным счётом никакого представления, впрочем, как и об испорченном чемодане.
– Не чемодан, а вещи. Что тут непонятного? Вы, оказывается, бестолковы, как все поляки.
– Так, а какое это имеет отношение к Савенкову?
– Он тоже из Варшавы.
– Тоже? Я родился в Санкт-Петербурге.
– С вами невозможно разговаривать. Глупость непроходимая. Кто да что? Попробуйте внятно изъясняться.
– Хорошо, рискну предположить, что Савенков здесь был, и подтверждением этого является чемодан.
– А при чём здесь чемодан? Вы всё неправильно поняли. Послушайте, это уже неважно. Вы мне надоели.
– Чёрт, сказали А, говорите уже и Б. Так нельзя!
– А смысл?
– Если Савенков отсюда выбрался, значит и мы сможем.
– Да, я об этом как-то не подумала. Правильно. Вот можете, если постараетесь. Вас нужно только подтолкнуть и сразу всё понимаете! И что вы об этом думаете?
– Я пока нечего. Мне неизвестны детали. А узнать не от кого.
– Как так. Я же вам рассказала, что узнала запах.
– И что мне это даёт?
– Вы опять за старое?
– Ничуть, пытаюсь соответствовать вашему уровню.
– Неудачная попытка, но за старание хвалю. Продолжайте.
Чтобы пробиться через калёную сталь женской логики Зигмунд решил предпринять обходной манёвр:
– Как вы себя чувствуете?
– Ужасно устала. Это просто кошмар какой-то! – на что Жульен, внимательно наблюдавший за диалогом, сочувственно вздохнул и потряс круглыми ушами, с которых в разные стороны полетели кусочки спёкшейся крови. Утром ему удалось знатно позавтракать диким кабаном, по глупости бродившим рядом с фермой. Благодаря раздувшемуся от свежего мяса пузу, хищник не желал совершать лишние телодвижения и благодушно отнёсся к щебетанию двуногих рабов.
– Савенков не дал вам переодеться?
– Вот именно! Только во что? Пришлось ехать прямо в этом, – она показала на грязное платье, с которого успели исчезнуть оборки, мешавшие работать лопатой.
– Надо как-то выбираться отсюда, – осторожно предложил Зигмунд, боясь резкого скачка женского интеллекта.
– А как? Вы только посмотрите на это чудовище! – она кивнула на гиену. Отчего зверь сразу насторожился, даже напряг мускулатуру задних ног, но не смог побороть приятное чувство, исходящее от полного желудка. Сейчас он занимался своей внешностью. Огромный язык методично избавлял шерсть от крови кабана. Самец напоминал громадную кошку, занятой гигиеной после сытного обеда. Впрочем, это занятие не мешало ему зорко следить за подопечными, следить и слушать.
– Савенков же как-то справился. Значит и мы сможем, – убеждённо прошептал Зигмунд, стараясь встать так, чтобы зверь не видел его губы. Ему почему-то казалось, что Жульен всё понимает, и специально скрывает свои навыки. Вдруг он обладает мистическими способностями, умением читать мысли, например. Ведь смог же он объяснить сложное устройство фермы, не прибегая к человеческому языку. Зигмунд уже забыл, что фактически он сам во всё разобрался, движимый первобытным чувством страха перед клыками древнего хищника.