– Он что-то говорил про Густава. Ему обязательно надо было с ним встретиться. И ещё разговаривал с отцом Фёдором. Заговаривался в общем. Точно, с ним! – она показала на вышку посреди двора, видневшуюся из окна барака.
– Вы меня удивляете. И до сих пор молчали?
– А что в этом интересного. Бредил человек. Я думала от канализации.
– Какой?
– Ну где он валялся. Вы, товарищ Зигмунд, даже не представляете, как от него пёрло, просто фантастически.
– Отчего же, очень даже. И воображать нет нужды.
– Вы это серьёзно? – Серафима гневно сверкнула глазами. – Дурак! Вот вы кто. Совсем не умеете себя вести в приличном обществе. А ещё коммунист!
– Так для того и записался. Сразу дышать стало легче, пока вас не встретил.
– Ах так, сейчас всё расскажу отцу Фёдору. Тогда посмотрим, от кого воздух чище.
– Чувствуется, вам здесь понравилось.
– Это почему?
– Ну как же. Доносчица. Поздравляю! Это ведь какой карьерный рост. Просто песня.
– Ах так. Товарищ Жульен, позовите, пожалуйста, отца Фёдора. У меня крайне важная информация имеется.
Перестав полировать лапой мокрую от слюны морду, зверь с явным неудовольствием уставился на возмущённую женщину. «Сейчас брошу всё и кинусь исполнять прихоти двуногой лягушки в тряпках. Всё перерыв закончился. Надо чистить вольер». – Он потянулся, где-то в районе левой, задней лапы что-то хрустнуло. – «Ого, залежался на бетоне. Надо будет показаться Густову. Пусть просканирует. Вдруг застудил или ещё что», – с досадой подумал Жульен.
Зверь вразвалку подошёл к бронзовой кнопке с римской цифрой V. Зигмунд сразу догадался, что пора приступать к работе и усталым шагом поплёлся к пятому вольеру. Мимо проскрипела тележка на моноколесе, удерживаемая жужжащим маховиком от падения набок.
– Хы-ы, – с особенным значением произнёс Жульен.
На что Серафима без раздумий захромала следом, держа наперевес лопату, словно ветеран фламандской пехоты.
– Всё, всё, всё. И не надо хыкать. Сейчас всё почистим. Можете не сомневаться, товарищ Жульен, – поспешила уверить, со страхом вспомнив, как вчера зверь прихватил её за бедро зубами и начал медленно сжимать, с участием наблюдая, как от боли теряет сознание строптивая рабыня.
Ночью после двенадцатичасового рабочего дня, когда Серафима упала без сил на стерильную постель, качнувшуюся на антигравитационных катушках, перед ней возник отец Фёдор в небесно-голубых шортах с жёлтыми какаду и распахнутой гавайке, под которой виднелась толстенная золотая цепь на покрытой седыми волосами груди.
– Ню? – весёлый пенсионер поднял на лоб зеркальные очки «Пилот» и уставился бирюзовыми зрачками на измождённую тяжёлой работой женщину.
– Я вас не понимаю. Давайте завтра, – поморщилась Серафима, не воспринимавшая фантом всерьёз.
– Как нога? – ловко обошёл заслон отец Фёдор.
– Ходить больно, очень!
– Нечё брыкатьси. Жульен знает своё дело. Утром тя посмотрит Густав. А ща говори, чё хотела?
Она совсем забыла о своём требовании. Ещё недавнее мстительное чувство сменилось крайней усталостью. В голове скакали бесчисленные оранжевые лягушки и щёлкали затворы вольеров. Смертельно хотелось спать. Фривольный вид главного мучителя раздражал ещё больше чем ненавистный Зигмунд, посмелевший упрекнуть неприличным запахом. Как будто от него пахло фиалками. «Ещё эти дурацкие сны? Может и взаправду надобно переспать со стариком, чтобы избавил от этой непосильной работы? А вдруг? Оттого и сны» – подумала она и перевернулась на другой бок, но видение некуда не исчезло. Хозяин фермы висел над храпящим Зигмундом, с требовательным выражением лица, можно даже сказать, что стоял непосредственно на его голове резиновыми вьетнамками.
Даже во сне (так думала Серафима) она посчитала неправильным предавать своего товарища по несчастию. А то что днём пригрозила разоблачением побега, так он сам в этом виноват, разве не так? Но сейчас другое дело, сейчас она хотела спать, а ей мешал этот противный старик.