– Дождались. Теперь всем кирдык, за исключением хозяина. Он в Мезозое.
– Это почему, – насторожился Зигмунд.
– Ты весь корм засыпал?
– Нет, вот она примчалась, я и пошёл разбираться.
– Молодец, ничего не скажешь.
– Да в чём дело!
– Лягушки (флябские), вот в чём.
– Так они заперты.
– Им без разницы. У них от голода слюна вырабатывается такой невероятной силы, что нержавейка вмиг дырявой становится. Теперь у нас несколько часов, и съедят за милую душу вместе с костями.
– Так побегу кормить.
– Поздно. Ты теперь сам для них корм. Даже и не думай.
– Какой у вас хрупкий мир. Всего один тычок первобытным копьём, и нет цивилизации.
– Подождите, так нас сейчас слопают эти противные лягушки? Фу, какая гадость. Делайте что-нибудь, – потребовала Серафима от мужчин.
– Не выпускайте этого волосатого шантажиста. Он всё врёт. Ничего вам не будет. Лягушки не едят человечину.
– Ага верьте этому прохвосту. Ему хорошо говорить из Мезозоя.
К старику подошла обладательница пышных форм и, поцеловав блестящую на солнце лысину, спросила:
– В чём дело, Лопушок? Ты обещал принести мороженной клюквы. Девочки ждут.
– Отстань, не до тебя. Здесь имущества лишают. Вона смотри на эти морды. Хулиганы. Иди уже, – раздался звонкий шлепок.
– Вы лучше спросите зверюгу, чем это таким он собирается усмирять стадо? – Дед подозвал чаровницу обратно: – Поди сюды. Чё-то волнуюсь до неприличия.
Серафима невольно посмотрела в зеркало, сравнивая подарки матери-природы. Выяснив, что значительно уступает в оснастке первобытной сопернице, нахмурилась. Ей непременно захотелось выпустить Жульена. Тем более, что она верила в свои женские чары, и полагала что сможет договориться с дипломированным специалистом. Ведь не окончательное животное – образование имеет!
– Зигмунд, вы не оставляете мне выбора, – она подняла копьё. – Ломайте эти чёртовы цилиндры!
– Слушай, Жульен, ты чё, действительно, знаешь комбинацию? – засомневался отец Фёдор.
– А то.
– Так скажи.
– И не подумаю.
– Подождите, какую такую комбинацию? – вмешался Зигмунд.
– Неважно, – одновременно гаркнули представители хрупкого мира.
– Жульен, твой профсоюз тебя с носом оставит. Это как в Африку не ходи, а я премию сделаю, – начал торговаться отец Фёдор.
– После всего? Не верю.
– А у тебя выбора нет. Посуди сам, зачем им делиться с тобой? Посадют своего, и вся недолга. Ты ведь знаешь, профсоюзу нельзя иметь ферму. Значит, найдут вшивого арна. А ты лишняя пасть в их конторе.
– Так они всё равно меня не выпустят. Подыхать что ли? – надзиратель кивнул на взбунтовавшихся рабов.
– Мн-да, вопрос… – старик задумался. Его подружка или наложница, отсюда из глухой тайги было не понятно, что-то прошептала на ухо. Отец Фёдор многозначительно кивнул и продолжил:
– Тута соведуют обдать яго кипятком, шобы разговорчивей стал. Чайник вон там на полке.
– Где? – переспросил Зигмунд. Он решил не откладывать в долгий ящик водные процедуры. Образ зубастой лягушки с окровавленной пастью сделал его сердце холодным и злым. Ему захотелось жить, жить назло говорящим гиенам.
– Эй, это бесчеловечно. Вы нарушаете конвенцию о правах животных. Профсоюз этого так не оставит! Можете не сомневаться!
– Плевать, коммунистов не запугаешь. Мы вам быстро объясним политику партии. Говори код, тварь имперская.
– Выбирайте выражения. Я дипломированный надзиратель.
– Не вижу разницы. Код? – Зигмунд поднял булькающий кипятком чайник.
– А не получиться, нужен отпечаток лапы.
– Чё это он там бормочет? Какой такой лапы. Опять врёт! – возмутился дед. – И де там лапа есть?
Внимательно осмотрев пульт управления Зигмунд не нашёл ничего похожего на лапу гиены.
– Ваши правда. Нет.
– Так выпустите, и я покажу. Вы ничего не теряете. Скоро всех съедят, так какая разница?
Хлопки из дождя начали доноситься всё отчётливей. Иногда от сотрясения воздуха ровные струи прогибались вовнутрь, делая мокрую полосу на дубовом паркете. Немедленно включался механический полотёр, удаляя нецензурную лужу.