– Травить? И как вы себе это представляете?
– Детали не знаю, но что-то навроде бубонной чумы. А для этой дамы преград нет. Сами понимаете.
Ситуация начала проясняться. Ленар чуть не ойкнул от впечатления: «Это надо же что придумали, с чумой гавоты[i] дрыгать!
– За себя не боитесь?
– А нам то что? Мы же лекарствам будем торговать. Всё очень даже благородно. Столько людей спасём от мучений. Вы только представьте себе масштаб проекта. Это ведь ещё и транспорт, и топливо. Очень даже приличный гешефт[ii]. Опять же благодарность человечества. Сплошные плюсы.
– Не карябает, что Парвус главным бабуином станет, или вы из разных кварталов?
– Ой, да зачем мне переживать, когда дело в самом зародыше. Когда начнётся, там и посмотрим…
– Кто кому горло перегрызёт, – продолжил Ленар.
– Скажите тоже. Зачем мне это? Полная ерунда, – искренне возмутился Азеф. – Это ведь какая ответственность – спасать человечество! Здесь не до распрей, здесь надобно…
– Деньги зарабатывать, – опять не дал договорить Ленар.
– Что вы постоянно в меня тыкаете. Ещё свой кинжал достаньте. Не любите вы людей. Сразу видно, инородец.
– Ну с вашей страстью мне явно не повезло. Совсем другие интересы, знаете ли.
– Да какие ещё могут быть интересы? Благодетеля изображать? А польза в чём? В морали? Мораль, на мой взгляд, сделали, чтобы обманывать простых людей, в то время, как капиталисты присваивают себе плоды их труда.
– Вы сейчас о Марксе или опять дифирамбы Мамоне декламируете?
– А где разница? – переспросил Азеф, вытаращив глаза из пухлых щёк.
– Здесь не поспоришь – всё из одного источника. Туше, как говорится.
– А где мы встречаемся с Парвусом, – решил перевести спор из области метафизики[iii] к более понятным вещам агент. Азефу не понравились намёки на национальность, в то время как он хотел всей душой принять деятельное участие в спасении всяких там арабов, французов, немцев и русских, в общем, всех платёжеспособных граждан. Ведь нельзя же стоять в стороне, когда такое несчастие творится. В голове двойного агента не помещалась идея о том, что он сам и будет причиной смертельной болезни. Азеф уже думал вперёд, в будущее, где именно он будет протягивать руку с лекарством страждущим. У него даже желудок булькнул и появилась обильная слюна, отчего пришлось сделать неприличный глоток.
– Беренграбен[iv] какой-то. Странные здесь названия. Вы не находите?
– И всё же, как объявить моё участие? Надо договориться, – бесцеремонно перебил Азеф, занятый предстоящей встречей.
– Навязались, что проще. Сами же и предлагали откровенность.
– Оно конечно, иначе Парвус поймёт, что сговорились. Но как объяснить наше знакомство? Ему очень не понравится эта самодеятельность, может упереться из принципа. Нужно что-то существенное.
– Принцип, как я теперь понимаю, это совсем другая метафизика?
– Точно!
– Предложу самому отправиться в Индонезию за бациллами.
– Гениально, ни в жизнь не согласиться. Но может отправить другого.
– Временем прижмём. Придётся господину Парвусу рискнуть. Я так понял, товарищ азартен.
– Более чем. В крупных делах обязательно! – обрадовался Азеф простому решению. – И кто тогда доставит чуму в Европу?
– Вы, кто же ещё?
– Господин Ленар, я, конечно, наилучшая кандидатура, здесь ничего не скажешь. Но сами посудите, а вдруг я заражусь, и прощай человечество! Вам не кажется это решение слегка поспешным?
Физиономия агента приняла максимально доверительное выражение, на которое только была способна. Он не любил сибирскую тайгу, а уж джунгли-то и подавно. Однажды ходил в Берлинский зоопарк и долго потом отпаивался коньяком, пытаясь выбросить из головы образы хищников и прочих гадов. А в Бирме обязательно будут водиться эти твари, не говоря уже о заразе. Нет, к таким испытаниям он не готов, да и какой смысл, когда можно найти исполнителя за деньги или на интерес. Нужно только подобрать нужный ключик, а коль не получиться, то человечишко бесполезен, пусть умирает сам по себе где-нибудь в стороне от прогресса.
Прогрессом Азеф полагал новое устройство общества, где все отношения между людьми будут прозрачны и понятны, понятны прежде всего ему. Он всегда скучал, когда при нём начинался разговор о метаниях души. Что за бред! – думал агент. В его представлении можно и нужно переживать за здоровье близких, за семью. Это чрезвычайно важно, чтобы были наследники. А как без этого! Но, когда при нём начинали оперировать абстрактными понятиями – ничего, кроме раздражения, подобные вещи не вызывали. Ну сами посудите, что за ерунда: впадать в хандру от уже сделанной глупости. Абсурд, да и только! Например, он видел в этом попытку вызвать у него жалость и получить деньги или иную помощь, а прежде всего заставить действовать в чужой воле. То, что человек нуждается в обычном сострадании, ему в голову не приходило. Да и не умел он этого делать, Азеф искренне полагал, что десять рублей намного важнее, чем слова утешения, что произносятся они всегда с определённой целью. А как иначе? Взять его, разве не поверит он в собственные силы, услышав детальную похвалу? Значит, и работать примется с удвоенной энергией, разве не так? И здесь смотреть надобно, кому это даёт выгоду, и не тратить драгоценное время на пустую субстанцию. Никакой пользы в безответном сострадании он не видел. Да и как в это поверить, если часто вместо благодарности происходили совсем обратные вещи – люди мстили за участие. Нельзя развращать слабого человека добром. В этом совсем нет выгоды! Более того, это смертельно опасно. Нельзя унижать благоденствием, показывая щедрость. Азеф не видел разницы между искренним состраданием и вынужденным, сделанным из правил приличий или любой другой идеи, пусть даже, что и доброй, но идеи.