Не в пример своим подопечным вчерашний бомбист-революционер, а теперь создатель новой теории мироустройства, страдал. Чугунное ядро, прикованное к ноге, приходилось волочить за собой по бетонному полу, не говоря уже о лохматых ризеншнауцерах, зорко следящих выпуклыми глазами за своим подопечным. Савенков с тоской вспомнил растерзанную лягушками Жулю. У неё, по крайней мере, мозги имелись, а здесь немецкая дисциплина выпрямила навсегда собачьи извилины. Прежнее узилище вспоминалось раем по сравнению с теперешним положением. Какое там радио и механические уборщики, всё сам, сам, сам. Абсолютно всё приходилось делать самому. Ну разве только не готовить опостылевшую напрочь похлёбку из эрзац-бобов неизвестного происхождения.
Поселившаяся ещё на лягушачьей ферме мысль о мировой революции, в ту пору смутная и не имевшая должного содержания, здесь, на немецкой земле, получила окончательную формулу. Образ отца Фёдора приобрёл мистическую силу вселенского демона. В горячечных мыслях Савенков проработал в мельчайших деталях будущее планеты-солнца, что требуется для воцарения всеобщего благоденствия, и как оно будет устроено. И здесь не надо путать его систему с мечтами монаха Кампанеллы, господи, конечно нет. Какие там, к чёрту, общественные женщины и просветлённые мудрецы, что за чушь! С тех пор, слава богу, прошло довольно времени, чтобы избавиться от прекраснодушия. В голове Савенкова поселился прожект, построенный на конкуренции всех со всеми, на управляемом хаосе, где не будет узаконенного насилия со стороны государства, так как предполагался полный отказ от полиции, судов и армии. Что за ерунда! Выживет сильнейший – это и будет государством в планетарном масштабе. Полная свобода, которая подарит человечеству окончательное счастье. Разве не о свободе мечтает просвещённое человечество? Именно её со всей страстью жаждал теоретик, убирая за свиньями нечистоты.
***
Альпийский луг покрывал неестественно белый туман, из которого торчали мундиры пограничников. Не было никакой возможности проникнуть на борт воздушного судна, взятое под охрану правительством Берна. Ленар пришёл к выводу, что придётся использовать последнее средство, чтобы забрать у бдительных швейцарцев своё движимое имущество. Карманный излучатель сверхнизкой частоты здесь не годился, поэтому маэстро направился прямо к командиру оцепления.
«Господин офицер, я пилот этого судна. Вы не могли бы уделить мне несколько секунд внимания прежде чем арестуете. Вот держите в оплату», – Ленар снял с пальца перстень с чёрным алмазом и вручил ничего не понимающему швейцарцу, который тут же поднёс к глазам, чтобы рассмотреть изящную вещицу. Маэстро быстро выхватив презент и сделал несколько успокаивающих пассов рукой. Командир гвардейцев впал в сомнамбулическое состояние, тогда гипнотизёр чётким голосом произнёс, вбивая в подсознание словоформы: – «Теперь вы подчиняетесь только мне. Прикажите людям построиться и исполнить гимн Швейцарии у кромки поля».
Спиральные вихри от серебряных винтов с трудом пробуравили четыре полосы в искусственном покрывале, спрятавшим от дневного света нежные альпийские эдельвейсы. Разорванные лоскуты, словно хлопья морской пены, полетели на невозмутимых швейцарцев, исполнявших акапельно национальный гимн Швейцарии. Вслед Ленару звучал псалом, воспевающий появление бога из дымки тумана над вершинами Альпийских гор.
Громко проглотив слюну от волнения, Азеф попросил вернуться в Мюнхен. На что Ленар, вращая большой штурвал, ответил:
– Не думаю, что это хорошая идея. Наверняка хотите освободить Савенкова. Он же полнейший псих. Я, конечно, уважаю фанатиков, но всё же, вам не кажется беспощадной его категоричность? В конце концов, у меня плечо ещё не восстановилось, а вы предлагаете новые травмы.
– Сами сказали: «человек дела», разве нет? А его горячность – это полная ерунда, можно и потерпеть. В конце концов, на верную смерть отправляем товарища. Чем не месть за увечья? Поверьте, лучшей кандидатуры и не сыскать.
– И это отношение к товарищу по оружию! Вы случайно не русофоб?