- Это ещё с какой стати? - заносчиво улыбнулся Альфред Викторович. Комаровский, конечно, не ангел, но...
Валерий резко поставил на стол бокал и сказал тяжело.
- Ты что, действительно ничего не понимаешь, или продолжаешь, как всегда, кривляться?!
- А что я должен понимать, щенок?!
- Да открой же наконец, глаза... ПАПОЧКА!...Мы твои детки, дорогой! И ты спал с собственной дочерью! Обучал её технике утонченного секса! Ты своего сына поучал, как жить аферами! Мало тебе?!
Оказалось - достаточно. Даже чересчур. Альфред Викторович напрягся было, но слова возражения застряли у него в глотке, едва он уперся стекляневшим взглядом в лица Нины и Валерия. Мало того, что они заметно походили друг на друга, но и что-то от рода Комаровских (каких к черту Комаровских!) Чулковых, вспомнил первородную свою фамилию Альфред Викторович, от простых работяг Чулковых в них что-то просвечивалось. Но лица детей двоились и троились перед его глазами. Когда он попытался встать, то не получилось, показалось. что хребет его перебит, а ног вовсе нет.
- Сиди. - оскалив зубы сказала Нина. - Теперь ты послушаешь меня, тварь. Ты бросил нашу мать, когда я уже появилась на свет, а она была беременной, ждала Валерия от тебя...
- Я этого не знал...
- Знал! Ты морочил ей голову два года, продал и пропил дачу её отца, нашего деда. Она тебе писала каждый день. просила хоть копейку, а ты молчал! И в конце концов, она пошла на панель, чтоб прокормить нас и померла в больницы от какой-то венерической заразы! Мало?
- Но...
- А потом пошла на панель - я! А твой сын сел в тюрьму! Чудом не стал бандитом, чудом не превратился в такую мразь, как ты! Ты затащил в постель и меня! Но, может это было и наоборот - я затащила тебя! Ну, как? Все ещё мало?
- Подожди... Подождите. - бормотал Альфред Викторович. - Но...Но если такая ненависть...Я вас понимаю.Проще было убить.
- Нет, папусенька! Убить тебя было не проще! Это уж ты сам с собой постарайся! - голос Нины зазвенел. - Нам руки кровью обливать не к чему, достаточно той мерзости, в которую ты нас окунул! Я мечтала посадить тебя в тюрьму на старости лет! А коли бы ты там не подох, так вышел бы дряхлым, больным , без денег и кончил дни свои в канаве! Где тебе и место с первого дня рождения. Видел бы ты, как умирала наша мать!
Она схватила со стола браслет и швырнула в лицо Альфреда Викторовича.
- Ты и браслет этот не узнал! Ведь ты сам его её подарил нашей матери! Тебе всегда на всех было плевать, кроме себя. Но теперь ты - труп! У нас есть куча доказательств, что именно ты в паре с Шептуновым убил Федора и пытался наложить лапы на фирму! Иди, суши сухари. Завтра за тобой приедут с наручниками и на закрытой машине.
Альфред Викторович потерянно оглянулся, словно пытался отыскать помощь со стороны, наткнулся на спокойный взгляд громадных глаз Валерия и спросил беспомощно.
- Да... А... А что ты делал в ту ночь? В моей машине.
Валерий помолчал, потом ответил спокойно.
- Гранату тебе под сиденье устанавливал...Но ситуация изменилась... Нам пришлось на ходу менять планы.
Полный сумбур в голове Комаровского не выдавал в сознание никакой мысли и он спросил с трудом.
- И вы вдвоем столько лет ждали этого часа?
- Нет. Я нашел сестру только под Новый год.
- Да. - ответил Альфред Викторович, как будто бы что-то понял. Понятно. Мне все понятно.
- Ничего тебе не понятно, отец. - с невеселой улыбкой возразил Валерий. - Ты ведь все одно полагаешь, что жизнь твоя удалась. Так и муха считает, когда увязнет в банке с вареньем. Тепло и сладко, что ещё надо?
Зверье лютое, - промелькнула в мутном сознании Альфреда Викторовича безнадежная мысль, - ни прощения, ни пощады у вас не допросишься, и надеяться нечего.
Альфред Викторович с трудом, но сумел подняться. Дважды промахнувшись мимо двери и ударившись о косяк, он все-таки выдрался из дому.
Когда проходил сквозь ворота, ему что-то сказал Селиванов, но Альфред Викторович не расслышал. Тупая и тривиальная мысль, что "за все приходится платить", вяло шевелилась в мозгах, но одно дело, когда эта пошлость касается других и совсем иное, если обрушивается на самого себя.
Он уже брел через лес, переставлял ноги, словно автомат, и с трудом ориентировался в направлении к железнодорожной станции.
Добрался до нее, когда уже по настоящему стемнело и над платформой зажгалась цепочка фонарей. Упал на скамейку, а когда накатилась электричка, то подумал, что и ехать-то ему толком некуда и незачем. Походного чемодана с собой не было, денег не было, ничего не было. А по вечернему часу становилось прохладно, но где он оставил дубленку, вспомнить не мог, да и не вспоминал. Свитер под пиджаком кое-как согревали.
Но в электричку он сел, а когда через пару остановок контроль потребовал с него билет, то так тупо и бессмысленно смотрел на двоих парней, что они оставили свое занятие, решив что перед ними сидит больной старик, с которого и спросу никакого нет.
Докатились до Москвы. И какой-то человек, толкнув поникшего Комаровского в плечо, сказал.
- Проснись , папаша. Дальше ходу нет.
- Ага. - ответил Альфред Викторович.
Он выбрался на платформу и резкий порыв ветра на какое-то мгновение отрезвил его. Настолько, что он успел подумать, что как бы там ни было, а детишек нарожал - лихих. Сумели воспользоваться ситуацией с убийством Федора Чуракова и подставили, расправились с ним, Альфредом Викторовичем Комаровским или как там его в самом деле - настоящее свое имя он снова забыл. Затем волна отупения снова накрыла его и он совершенно равнодушно посмотрел на две темные фигуры остановившиеся перед ним и не среагировал, когда его спросили.
- Что, батя, закурить не найдется?
глава 8
Он проснулся от холода и не мог понять, где находится. В тело вонзались иглы, вокруг стояла беспросветная тьма, а подошву правой ноги что-то жгло. Потом он сообразил, что лежит в кустах и на нем нет ни пиджака, ни свитера, ботинок тоже нет а из подошвы сочится кровь - на что-то наступил, но когда и где - неизвестно. Не было, разумеется, и часов на руке. Мародеры оставили только ключи от московской квартиры в заднем кармане.
Это словно послужило ему сигналом, что надо куда-то идти.
Когда он вышел из глухого, совершенно незнакомого ему двора на улицу, то несмотря на кромешную тьму, вскоре определил, что оказался где-то возле Неглинной - значит, на автопилоте стремился добраться до дому. Иной цели и сейчас не возникало.
Минут через десять пешего хода босыми и ранеными ногами по холодному тротуару он безразлично припомнил, что в доме его ждет ружье, нацеленное в грудь. И он тут же сообразил, что цель - обнаружилась. И достижение её будет означать конец всем заботам и печалям, конец Альфреду Викторовичу Комаровскому, или как его там...
Свой двор и дом он нашел ещё минут через сорок и безразлично вошел в парадное. Возле своих дверей достал из кармана ключи, вставил их в замок и спокойно провернул один за друг им оба запора.
Потом глубоко вздохнул, закрыл глаза и рывком дернул двери на себя, ожидая услышать грохот, потом короткий удар боли и все.
Ни того, ни другого не последовало.
Альфред Викторович постоял с минуту на пороге, убедился, что коридор темен, лишь на кухне горит свет.
Он вошел в квартиру и закрыл за собой двери, снова постоял, потом сделал четыре шага и ступил на кухню.
Валерий сидел у стола и укладывал в чехол помповое ружье. Перед ним валялись веревки и пружинки, которыми это ружье крепилось в боевом положение возле дверей.
Альфред Викторович покачался, но никаких слов не нашел.
Валерий оторвался от своего занятия и сказал.
- Иди,ложись отдыхать. Я пойду Нинку поищу. Она по округе бегает, всю милицию на уши поставила. Ложись.
Альфред Викторович повернулся, сделал пять шагов, повалился на свой диван и горько заплакал.