Далее Маклаков продолжал врать о том, что ему удалось приобрести землю на Каменноостровском проспекте, а также строительные материалы, но дело остановилось из-за отсутствия опытного руководителя строительства, такого, как Бенуа. На это Юлий Юльевич ответил, что благодарит за предложение, весьма сочувствует благородному делу, предпринимаемому флигель-адъютантом, но, к сожалению, строительными работами он уже давно не занимается. Очевидно, гость перепутал его с родственником — Леонтием Николаевичем Бенуа, который может взяться за стройку. Такой ответ не устраивал афериста, однако, не растерявшись, он воскликнул:
— Помилуйте, я вашего однофамилица превосходно знаю. Но мне хочется просить вас, потому что вы зодчий, знакомый со старинными стилями, которые мне хочется воплотить в своей постройке. Пятьдесят тысяч рублей — вот вам первое, что я могу предложить.
Несмотря на лесть, уговоры и предлагаемые большие деньги, академик все же от предложения-ловушки отказался. Он, как истинный интеллигент, никогда не искал наживы. Таким образом, Маклаков, привыкший ловить рыбку на золотую приманку, на этот раз просчитался.
Вместе с тем у него еще остался маленький шанс на обман. Аферист незаметно перевел разговор на тему о так называемой конной ферме, к которой академик относился с любовью и на которой недавно был пожар. Перейдя к любимой теме, Юлий Юльевич сказал:
— Ферма сравнительно легко пострадала, но в настоящее время большой бедой является другое — отсутствие фуража.
Этого оборота разговора и ждал аферист. Он предложил на самых выгодных условиях оказать пустяковую услугу Бенуа и достать ему сколько угодно корма, а также ячменя по сходной цене.
При разговоре о судьбе любимой фермы Юлий Юльевич, очевидно, полностью потерял бдительность и стал настойчиво предлагать аферисту деньги в задаток. Но тот, продолжая хитрую игру, вначале отказался от них, говоря, что за деньгами пришлет своего секретаря. Затем, как бы уступая уговорам, взял все же 700 рублей задатка на фураж и, наконец, 700 рублей — на ячмень. После этого аферист Маклаков, любезно раскланявшись с одураченным академиком Ю. Ю. Бенуа, удалился и больше не появлялся.
К академику архитектуры Павлу Юрьевичу Сюзору, имевшему, как и Бенуа, высокий чин действительного статского советника, Маклаков явился на следующий день после своего посещения Юлия Юльевича. Павел Юрьевич жил на 1-й линии Васильевского острова, которую в то время называли Кадетской, в одной из квартир дома № 21. Аферист явился к академику все в той же форме флигель-адъютанта и с громкой фамилией графа Голенищева-Толстого.
Сразу же принятый академиком, аферист не только не скрывал своего визита к Бенуа с предложением о постройке музея картин, но и использовал это обстоятельство для обмана хозяина. Развивая тему о музеях и галереях, в дальнейшей беседе посетитель показал большие познания в архитектуре и живописи, тем самым подкупил доверие Павла Юрьевича, полностью расположив его в свою пользу. Любезный хозяин по просьбе гостя рассказал об особенностях хранения предметов искусства и о тех трудностях, которые наблюдаются в военное время. Незаметно тема разговора перешла на вопросы продовольственных трудностей, что и нужно было Маклакову. Павел Юрьевич сделал акцент на проблемы, связанные с обеспечением продовольствием «Общества поддержки хронически больных детей», председателем которого он являлся. В ответ на это аферист заявил, что он является уполномоченным одной организации, поставлявшей провиант, и вызвался доставить Сюзору крупу, муку и сахар. При этом он обещал прислать к академику своего личного секретаря, с которым следует оговорить все вопросы.
Действительно, на следующий день к Сюзору прибыл «секретарь» Маклакова. Им был помощник Рахманинов. Внешняя показная скромность, любезность и умение себя держать расположили к нему хозяина дома, и он, составив перечень всех заказываемых продуктов с их стоимостью, получил в качестве задатка 200 рублей.
Почувствовав, что продешевил, аферист Маклаков через день-два снова заглянул к Павлу Юрьевичу и предложил заказ увеличить, то бишь увеличить задаток. Но осторожный архитектор, почувствовав что-то неладное, попросил вначале все же выполнить первый заказ. В душе зло выругавшемуся Маклакову осталось только внешне любезно попрощаться в академиком и навсегда исчезнуть из его жизни.
Так наглый аферист Маклаков умудрился обмануть не столько академика П. Ю. Сюзора, сколько больных и несчастных детей, причем в тяжелый период их жизни. Таким образом, аферист взял на свою душу очень большой грех.
Николай Константинович Рерих с 1906 года являлся директором «Школы императорского Общества поощрения художников», куда принимались только способные и трудолюбивые люди всех сословий. Во время Первой мировой войны в этой школе также обучались художественным ремеслам инвалиды войны. В начале ноября 1916 года в квартиру Николая Константиновича Рериха, проживавшего в доме руководимой им школы (дом № 83 на набережной реки Мойки), явился представительный господин в куртке защитного цвета со знаком об окончании Императорской военно-юридической академии и Пажеского корпуса. Он попросил горничную тотчас же передать хозяину визитную карточку, на которой значилось, что он профессор Киевского университета по уголовному праву Михаил Михайлович Обольянинов.
Мнимый Обольянинов — аферист Маклаков произвел на Рериха впечатление хорошо воспитанного светского человека, прекрасно владеющего французским языком и, главное, хорошо осведомленного в искусствоведческих делах. От посетителя Николай Константинович узнал, что тот является уполномоченным благотворительного так называемого «Татьянинского комитета». При этом Обольянинов заявил:
— Ясостою в особой организации Комитета по устройству сети школ художественно-промышленнго типа для обучения инвалидов. К вам, как руководителю такой могучей школы, я обращаюсь за помощью.
В дальнейшем Обольянинов красноречиво и убедительно развил целый план и схему организации очагов просвещения жертв войны. Он заверил Рериха, что с финансовой стороны дело уже вполне налажено — собран капитал в 3 миллиона 500 тысяч рублей. В целом посетитель несомненно показал большое знание дела по созданию художественных училищ, чем окончательно завоевал симпатию художника-директора. В процессе беседы Рерих отметил, что, к сожалению, в его школе нет интерната, но зато есть столовая, которая до войны кормила почти всех учеников. В военное же время ввиду продовольственных затруднений пришлось ограничиться одним только чаем, да и тот не всегда выдается ученикам, так как трудно достать сахар. Такой темы разговора и ждал аферист. Он сразу же начал ставить сети своей аферной операции.
Художественная школа Рериха в доме № 83 на наб. реки Мойки.
— Как, в вашей школе, состоящей под высочайшим покровительством, нет сахара? Разрешите предложить свои услуги. Правда, и у нас, в «Татьянинском комитете», не бог весть какие запасы сахара, но два-три ящика рафинада и мешок-другой песку можно устроить в несколько минут.
Обговорив эту тему принципиально и решив к ней еще раз обязательно вернуться, собеседники незаметно перешли к другому, очень жгучему для художественной школы вопросу о невозможности раздобыть краски и холст. Обольянинов и здесь предложил свою помощь. Он заявил, что на Финляндской дороге уже некоторое время находится груз французских красок и холста, который предназначен для аукционной продажи.
— Вы этот груз можете легко получить. Придется только к оценочной сумме добавить сущие пустяки.
На этом и завершился визит Обольянинова к Рериху. Условились только для обсуждения важного вопроса об объединении усилий по созданию единой системы художественно-ремесленных школ собраться на следующий день.
В назначенное время Обольянинов появился у Рериха со словами:
— Идея единения школ была воспринята в комитете прекрасно. На днях вы получите по этому поводу официальный запрос от руководства комитета. — Затем, как бы между прочим, он сказал: — Свое обещание я исполнил — сахар для вас уже получен и завтра будет доставлен моим курьером. Только, ради бога, денег ему не платите. За сахар заплачено. Вообще же это такие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.