— Ну и чё ты — спал? Я же видел. — Мазыкин вернулся в прошедшую ночь. Они в том же составе заняли свою нишу.
— Слушай, что ты докопался? Не спал я нихрена! Тоже мне, начальник караула. Ты поссать вышел, так, или посты проверять?
— Спал! Я видел.
— Да сам ты урод! Иди, ротному доложи еще, кто спал, кто травку курил, а зампотылу где мы картошку обычно жарим. Может в коммунисты раньше примут.
Мазыкин, уже месяц назад, по рекомендации замполита роты Давыдова, подал заявление о приеме в кандидаты в члены КПСС. И странным образом стал меняться — становился всё более и более противным. Видать почувствовал на себе ответственность члена авангарда общества.
А зампотылу батальона майор Гомон, видать от безделья, в последнее время объявил войну неуставному приготовлению пищи. Неустанно обходил различные укромные места и арестовывал молодых, занятых там жаркой картошки или варкой куриц.
Третьего дня, стоя в наряде по роте на тумбочке, Дубин сам наблюдал картину, от которой чуть не упал со ступенек казармы: мимо быстрым шагом, почти бегом, прошёл доходяга из девятой роты, в промасленном, черном бушлате, видать и в жару, бедный мёрз, в раздолбанных полуботинках и в рваных штанах. В руках он нёс еще дымившийся казан, а конвоировал его тот самый зампотылу, майор Гомон. Весь такой чистый и лощёный. Только небритый почему-то. При этом он не просто шёл сзади, а воткнул бедолаге в спину указательный палец правой руки — кисть изображала пистолет, что ли. Эта сцена в целом, обречённое выражение лица молодого, и суровая решительность на лице майора смотрелись таким контрастом, что…
Ну, Дубин со ступенек не упал, но долго не мог остановить конвульсий смеха, скрывшись в темноте коридора.
Наконец подал голос Левин:
— Давайте жрать, хватит базарить.
— Ладно, чей сухпай будем ликвидировать, — Мазыкин и сам решил не развивать свой нелепый наезд, — Что-то горяченького хочется!
— А вон солома. Можно и подогреть тушёнку, — Дубин соскрёб ногой с пола целый пучок.
— Кто тут есть? — из-за выступа в стене вынырнул дежурный офицер, — Ага, вас тут трое, ну, и двоих достаточно, ты, — он ткнул пальцем в Дубина, — идёшь сейчас на пост вон в ту противоположную башню.
— Товарищ лейтенант, мы тут поесть собрались.
— Ничего, не оголодаешь, тебе свой сухпай даден, выполнять.
— Так и командир роты меня главным назначил на этом посту!
— Кто, Контио? Да, я договорюсь. Исполнять приказание, товарищ рядовой! — лейтенант шутовски приложил руку к панаме.
— Есть! — что делать, шутовски ответил Дубин.
— Развели шутов. Не армия, а цирк, — Дубин собирал манатки.
Внутренность башни представляла собой квадрат, примерно, два на два метра с бойницами во всех четырёх стенах. Дубин принялся наблюдать за дорогой, по которой периодически проезжали бурубухайки и легковушки. Ничего интересного, никаких событий, да, и днём караван пойдёт здесь вряд ли — между Сциллой батальона на юге и Харибдой царандойского полка, который располагался севернее, вместе с резиденцией губернатора провинции в Мухамед-Ага. Хотя, Харибда, как раз и внушала постоянно подозрения разведке.
Дубин с тоской отвернулся на противоположную стену, где Левин и Мазыкин уже соорудили небольшой костер и грели себе обед.
Что-то не то. Дым. Слабая струйка дыма поднималась над стеной. Блин, уродство. Так нас и обнаружить недолго. Вот насоветовал. А сами они что ль, не видят?
Костерок тут же загасили, но дым пыхнул еще больший напоследок. Ладно, будем считать, никто ничего не видел, Дубин тоже достал галету — хоть что-то пожевать.
Дорога уже пятнадцать минут была пуста. Редкие афганские автомобили вовсе иссякли. Тоже их жара мучает, — подумал Дубин, — да и ладно, нет никого, и спокойней.
Неторопливо подъехала пятнистая БРДМ, остановилась на дороге напротив крепости с засадой, развернула башню и стала деловито долбить стены из своей КПВТ.
Дубин буквально почувствовал, как одна крупнокалиберная пуля вошла в стену его башни на уровне живота. Он замер как под гипнозом. Пуля шипела, упорно продираясь сквозь глинобитную кладку. Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш… Показался дымок, пуля выползла, вращаясь как живая, и обессилено упала к ногам. Это был трассер. Задница еще какое-то время светилась красным огоньком, и, затухла. Во, жуть.
Он тронул её ногой, она перекатилась, и скрылась в тёмном углу.
Столбняк прошёл.
— РафИк! РафИк!!! — таджик, переводчик, солдат девятой роты, вопил в образовавшуюся тишину: афганцы, а это была машина Царандоя, на время замолкли. Потом он что-то еще прокричал скороговоркой. С дороги ответили, и к ним пошёл один из наших офицеров и этот таджик. Дубин видел в бойницу, как из БРДМки вылез командир, офицеры недолго поговорили через переводчика, и направились к воротам крепости, находившимся с противоположной стороны от дороги. Там их встретили Синкевич и Контио. Поговорили, посмеялись чего-то, пожали друг другу руки и распрощались. БРДМ развернулась, и отправилась восвояси.