Вертушки карусель закружили. Сначала бомбы швыряли свысока. Куда, блин?
Похоже, все отошли, мы остались в осаде.
Тада вертушки, раскидав бомбы, пошли НУРСами. И мы лежим на крыше, а они на нас — две. Заходят. Ну, сержант — Коля, снимает с себя х/б, срывает тельник десантный, и в башню, на дувале была. Крутит тельником над головой — СВОИ!!!
Прям по нему и ху…ли, НУРСами.
Мы все и посыпались с этой крыши.
Кучно легло, слава Богу. Дувал исчез. Как выбрался — не помню.
Бараки ваши. Хуже Паншера. Для нас. Тогда.
По радио «Маяк» запели супруги Никитины: «Переведи меня через Майдан!»
Слава, так звали рассказчика из витебчан, оглянулся:
— О! Майдан. Вот оно! Майданшахр, этот городок, через который ехали на Бараки! Мы тогда после этого Майдана, через километров двадцать, и съехали в поле.
— Так. Подожди. — Дубин напрягся. — Месяц назад. Месяц назад мы были на какой-то дурацкой войне. Так это были Бараки!!! Это мы были в Бараках!!! Во. Наконец я понял смысл.
Динамики радио вдруг сошли с ума. «Маяк» затих, и заиграл The Doors.
PEOPLE ARE STRANGE.
Дубин еще в хирургии замечал странность госпитальных радистов. Там постоянно играла «Машина Времени». Неслыханная ранее, она просто обучала другим смыслам. Дубин сидел тогда во дворике госпиталя, раненый, и слушал. Играла одна и та же кассета, но она не надоедала. Рядом присел Сёмушкин. Странные железные конструкции на его ногах называлась, кажись, системой Елизарова.
С Сёмушкиным из Пензы Дубин раньше, в учебке, вечно враждовал. Сёмушкин был сильнее, и всё норовил наехать. Он попал в Кандагарскую бригаду год назад.
Но, вот они встретились в Кабуле. Друзья — не друзья. По хер!
— Меня выносили с поля боя, — говорил Сёмушкин, — ноги ватные, не чувствую — вкололи. А живой! А другие — не живые.
Блеял Макаревич. И это было, как новая свобода.
Спасибо, Макар!
PEOPLE ARE STRANGE.
Смысл операции был скрыт от простых солдат. Приехала бригада. Еще загодя, за день. Батальон тоже, за исключением минометной и артбатарей на следующее утро, подъем в три, построился в колонну, и пошли на Кабул. Все дембеля сменились, и в роте не осталось ни одного приличного механика-водителя. Молодые, «обученные» в разных учебках, Дубин вспомнил свою:
Единственная в СССР Учебная Дивизия ВДВ. В Гайжюнае, в Литве. Он учился на оператора-наводчика. Стрелял из БМДхи там три раза по три кумулятивных гранаты на стрельбище. За полгода. Остальное время разбирали посадочные полосы времен войны. И собирали картошку. Ну, да, с парашютами ещё прыгали, бывало. Советская Армия — то же говно. Что?
В Афгане за первый же выезд расстрелял половину боезапаса — 17 гранат, к тому же осколочных, с которыми в учебке познакомили только теоретически (есть разница в прицеливании). А не девять за полгода.
А во второй, вызвали на поддержку, Дубин видит противника, а их БМД подъехала только одна, справа и слева БТРД, без пушек, и видит в прицел автоматчиков вражеских, а мысли из пушки ху…ть в голову не приходит. Тоже из пулемета поливает, пока Серега не заорал в шлем:
— Ты чё, мудак! Нахрен мы приехали! Пушку заряжай! Дибил.
Вот эти водители из учебкок так же и ездили. Никак. А тут сразу операция. Зимой.
Мины. Слава Богу, на пути туда, не посеяли много. Сапёры разобрались.
Одного, правда, потеряли. Дембель, осенний. Приехал оформить документы на увольнение из гошпиталю в феврале. И, а дай, приколюсь, на последнюю операцию: сам вызвался.
Не собрали его совсем. Мощный был фугас.
Бригада въехала в Кабул.
С дембелями из Полтинника пошли в их каптерку, непонятную, где наливали чай. Радио играло и здесь, и всё пело и говорило.
PEOPLE ARE STRANGE. Вдруг кончилось. Оборвалась. После паузы заговорил «Маяк». Новости. Ребята из Полтинника тоже рассказывали, а Дубин вспоминал своё:
Смысл операции был скрыт от простых солдат. И только сейчас он вдруг понял смысл: зайдя с тылу, накрыть Бараки, и с победой, пройдя их насквозь, деморализовав сопротивление, вернуться домой, сквозь Логар.
Был февраль, и по расчётам стратегов из штаба силы сопротивления должны быть ослаблены.
Но расчёты видимо строились на надеждах, не более.
Тут у одного из витебчан в руках появился увесистый косяк. Очень даже кстати.