Дома Саид лег к горячей стене: знобило.
— Картошка кончается, — несмело подошла Разият. — Петренкова баба предлагает мешок. Может, возьмем?
Зарплату не платили месяца два: не сходились какие-то балансы. В бумажнике Саида три года лежит четвертной билет. Не хочет Саид расставаться с ним.
— Мясо и мука есть — не умрем.
— Сахару и чаю тоже надо. Мыло кончилось.
— Ну, возьми.
Вошел, с личиком, как бледная глина, Элисханов. Старчески опирается на костыль после болезни. Арбичка моментально исчезла. Хасан присел, жадно закурил. Саид не утерпел:
— Сдохнешь, если курить так будешь!
— От хорошей жизни, что ли, курю? Как с отарой решили?
— Ты ревизор, что ли? Какое тебе дело?
— Есть одна дорога, по которой овцы твои придут на кошару.
Саид мигом предположил, какая это дорога, и, не желая уступать любимую, хитро замаскировался:
— Поздно уже, уходить я надумал отсюда.
Обрадованный рабочий благодарно признался:
— А меня Бекназаров берет чабаном!
— Разве есть отары?
— Пока нет, подожди, сказал. Если собак продавать будешь, хорошо заплачу.
— Ладно, там видно будет.
День тянется медленно, хотя календарь показывает на пять суток вперед — прохожие чабаны искурили.
Вечером приходят гости. На подводе приехал Маркелия и Агаханов просить у Саида чабанские снасти — отары у Муратова нет. Прямо на тракторе прикатил хромой тракторист с одностволкой. Пришли и рабочие, узнавшие от Хасана, что Муратов решил уехать.
Вокруг «летучей мыши» стучат кости домино, шлепаются карты. Ветер воет за окнами. Сафар поймал по радио джаз и дурашливо танцует. По временам пьет воду, приговаривая:
— Черноземельское крепкое!
— Стиляга! — улыбается Али. — Вот из-за таких нигде не могу купить настоящих широких брюк — везде узкие!
Али — наиболее горец из всех присутствующих и видом и приверженностью к атрибутам аульной жизни. Разият он, конечно, украл — правда, не на лихом Карабахе, не в дыму выстрелов и погони, а на такси, среди бела дня, заготовив за калым брачное свидетельство. Он жадно слушает сказки и небылицы. Влюбившись после брака в другую женщину, посчитал это за происки колдунов, по совету жены лечился у муллы от порчи и как будто вылечился.
Разият стрижет голову Мухадина большими овечьими ножницами. Он вырывается — мать не хочет оставить ему чуб, по шариату положено бриться. Магомет выворачивает за дверью шубу и надвигается на мальчишку. Мухадин завизжал и мигом стал как шелковый. Он ничего не боится, кроме «живой шубы», хотя знает, что за ней скрывается волосатый рабочий. В окно бешено лают собаки, так и не признающие Магомета. А ему до смерти приятно пугать малыша.
— Интересно получается, — говорит Али, — в одном горском селенье медведь украл себе в жены девушку и поселился с ней в пещере…
Саид, в спортивной майке и бриджах, заправленных в толстые белые носки, спокойно забивает молотком красные кнопки пистонов в латунные гильзы. Вскинул на брата глаза в желтых искрах.
Али быстро заговорил по-балкарски, перешел на русский.
— Клянусь этим хлебом, я видел тех, кто освободил ее. Самая красивая, а жениться никто не хочет: медвежья вдова.
Саид с сожалением смотрит на брата. Сафар запустил руки под тельняшку, откровенно смеется. Улыбнулась и Разият. Али мрачнеет от такого недоверия. Грозно прикрикнул на жену — она увяла, отошла к печке в другой комнате.
— Может, кто в медвежью шкуру нарядился? — спрашивает Саид, думая о главном — об отаре.
— Эх, люди! — сверкнул черносливовыми глазами Магомет, верящий рассказу. Он и сам сейчас похож на медведя — в вывороченной шубе.
— Интересно, чем медведь кормил ее? — ехидничает Сафар.
— Хох! — принимает бой Магомет. — Лазил по ночам в дома, у кого брынзу утащит, у кого сахар. Орехи, кизил не еда, что ли?
Гости смеются. Только сиреневые глаза смотрят из полутьмы горницы-кухни — с мужчинами сидеть не положено — со страхом и верой в чудеса. Ее гололобый муж азартно перебирает в руках карты, беспрестанно затягиваясь. На его младенческом личике горькие складки поражения.
Али заметил взгляд Секки и засмотрелся на нее. Разият видит это, посылает к мужу Мухадина с толстой костью. Мальчишка подбежал, шмыгнул носом:
— Сломай, папка!
У горцев заведено — особенно на свадьбах и праздниках — юноши ломают руками кости, чтобы добыть для девушек сладкий мозг. Получается состязание, демонстрация мужских качеств, завязываются знакомства — узелки будущих свадеб.