– Я бы вам руки целовал!
Она растерянно смотрела на него:
– Вы слишком ко мне добры, на самом деле вам не нужны ни мои руки, ни ноги!
– До ног я хотя бы могу достать!
Она расхохоталась и села на кровать.
Он не мог оторвать от нее глаз. Он любил ее. Любил эту застенчивость, эти завышенные требования к жизни, этот слепой, убийственный романтизм, этот подростковый бунт и детскую жестокость… любил ее за таящийся за всем этим глубинный здравый смысл и волю к жизни.
– А почему вы не напечатали материал?
– Вы знаете почему.
– А что сказал ваш босс?
– Сказал, что не вполне доволен, – Но это страшно порядочно с вашей стороны. – Она совсем смутилась – А вы покраснели!
– Я стеснительный человек.
– Я знаю, какой вы человек. Рядом с таким я хотел бы прожить всю жизнь.
Она отвечала, словно поддавшись на игру:
– Я слишком застенчива и способна только на серьезные чувства. Так что лучше уходите.
Уолли покачал головой.
– Я больше не шучу. С шарадами на этот раз покончено. – Он откинулся на спинку кресла.
Она сменила тему.
– А чем вы займетесь дальше?
– Обычной чепухой. У меня это хорошо получается.
– Отчего бы не попробовать еще что-нибудь?
Он широко улыбнулся.
– Когда вы так улыбаетесь, – сказала она, глядя ему в глаза, – это значит, вы что-то хотите скрыть.
– А вам, значит, придется возвращаться?
– Конечно, придется. На капитальный ремонт. Пока Арчи не будет готов.
– Точнее – пока вы не будете готовы?
Повернув голову через плечо, она глянула на дверь.
– Вам пора.
Уолли продолжал сидеть.
– Слушайте, вы мне никак не даете договорить. А хочу я вам сказать вот что: «Тот, кто не ведал погибели, тот не узнает спасения; иначе говоря, никогда ему не обрести себя, никогда не достичь своей собственной сущности».
– Вы опять мне нотацию читаете, – ответила она. – Но сказано неплохо.
– Я так и думал, что вам понравится. Но это не я придумал. Один мрачный субъект из Дании <Имеется в виду Серен Кьеркегор (1813—1855) – датский философ-теолог, один из основоположников экзистенциализма.>. Но вам теперь не нужно никаких нотаций… Вы теперь будете в полном порядке! – Он поднялся с кресла. – А я всегда к вашим услугам. Если случится беда, я приду и вытащу вас. – Он опять осклабился своей профессиональной непроницаемой улыбкой. – Только в воду больше не лезьте!
– Милый вы мой! – растрогалась она. – Ступайте теперь, прошу вас!
Слухи о том, что супруги Кристи отбывают в Лондон утренним поездом, мгновенно облетели городок. Когда они прибыли на вокзал, их уже ждала толпа репортеров и просто городских зевак. Пришлось выставить полицейский кордон, чтобы супруги смогли пройти к поезду.
Агата крепко держалась за локоть мужа, испуганная зрелищем бушующей толпы. Уже на перроне какой-то прилично одетый человек, отпихнув молодого полицейского, преградил им путь.
– Мы требуем объяснений! – завопил он. – На эти поиски ушло несколько тысяч фунтов народных денег!
– Вам я и пенни из них не дам! – процедил Арчи.
Старший инспектор полиции Макдауэлл помог Агате подняться в вагон, пока Арчи стоял на перроне лицом к лицу с обидчиком.
– Лично я исправно плачу налоги, – чеканил он, – а полиция собралась тут исключительно для поддержания порядка. Я ее не вызывал. Она была вынуждена вмешаться из-за нездорового ажиотажа.
– Этот ажиотаж устроила ваша жена, – не унимался репортер. – Ищет, судя по всему, дешевой популярности.
– Ваше заявление непристойно и оскорбительно! Это – последнее, что она стала бы искать. Она просто нездорова. Только сегодня утром она понемногу начала осознавать, кто она на самом деле.
Толпа из нескольких сот человек смела контролера и выплеснулась на перрон. В ней оказалась и Эвелин, сумевшая протолкнуться к самому поезду. За ней следовали другие, по мере того как она прокладывала себе дорогу от вагона к вагону, ища Агату. Наконец она увидела ее в дверях купе. Вход в вагон стерег полисмен.
– Простите, мэм, – он попытался остановить Эвелин, – туда нельзя…
Но Агата, увидев подругу, сама выбежала в коридор.
– Как ты умудрилась сюда пробраться, Эвелин?
– С боями, – ответила та. – Ужасно хотелось увидеть тебя перед отъездом. И узнать, чем кончилось…
– Все в порядке. Он не будет публиковать эту историю, я собиралась позвонить тебе…
– Ты уверена?
– Более чем.
– Хорошо. Просто замечательно. Прости, я была так…
– Ты была хорошим другом, Эвелин. Была и есть.
Эвелин взяла Агату за руку.
– А что будет потом?
– Не знаю, что потом. – Она улыбнулась. – А сейчас я страдаю от la belle indifference.
Зеваки, сумевшие вслед за Эвелин пролезть в вагон, теперь тоже заметили Агату, и плотное кольцо уже начинало смыкаться вокруг нее, несмотря на тщетные усилия полиции. Какая-то дама из числа постоялиц «Гидропатика» схватила Агату за руку:
– Хочу пожелать вам удачи!
Агата благодарила ее, стараясь одновременно не потерять из виду Эвелин, которую уже оттесняла толпа.
– La belle что? – крикнула та через голову престарелой леди.
– Поздно объяснять, – прокричала Агата в ответ. – Я напишу тебе.
Тем временем из трубы сверкающего локомотива вырвался клуб дыма, и обходчик уже шел вдоль вагона, проверяя, все ли двери закрыты. Некоторые газетчики тоже успели погрузиться на поезд, рассчитывая сопровождать супругов до самого Лондона. Другие сбились табуном вокруг Арчи Кристи, уже стоящего на подножке.
– Что вы можете сказать по поводу объявления в «Таймс»?
– Я выяснил, что объявление дала моя жена. Она была в самом деле уверена, что приехала из Южной Африки, и беспокоилась, что не сможет найти своих родственников и друзей.
– А как насчет фамилии, которую она взяла, сэр?
– Трудно сказать. У нас есть одна знакомая по фамилии Нил, но ее зовут Нэнси.
Уолли стоял в задних рядах, засунув руки в карманы твидового пальто.
– Среди родственников моей жены, – продолжал Арчи, – есть и Тереза, так что, возможно, имя родственницы случайно соединилось у нее в голове с этой фамилией.
Агата открыла окно в опустевшем уже коридоре и высунулась, высматривая на перроне Эвелин. И, увидев, небрежно помахала ей, а потом вдруг отстегнула от ворота пальто брошь – тот самый желтый тюльпан – и незаметным жестом бросила на перрон. Кто-то заметил, как Эвелин, рванувшись вперед, подняла ее с торжествующей улыбкой.
Арчи Кристи наконец зашел в вагон, дверь за ним тут же захлопнулась. Он высунулся из другого окна и прокричал в толпу:
– Зарубите себе на носу. Я надеюсь, что с этого момента вы навсегда оставите в покое меня и мою жену, чтобы она могла спокойно отдыхать и поправлять свое здоровье. Уверен, она скоро выздоровеет и навсегда останется верной спутницей моей жизни.
Паровозный дым заволок весь перрон, и поезд потихоньку тронулся с места, а вдоль вагона все бежала ватага репортеров, хотя полковник уже захлопнул окно.
Когда поезд скрылся из виду, Уолли Стентон подошел к Эвелин Кроули.
– Не тот мужчина, – сказал он тихо. – Не те вопросы. И вообще не та история.
– Это было благородно, – ответила она, – не…
– Еще бы! А кстати, что это она вам бросила на перрон, Эвелин?
– О, дурацкую брошку, которую она все это время таскала на пальто. Чепуховина! Можете забрать себе. – Она подала Уолли желтый тюльпан и засмеялась. – Как забавно!
– Правда забавно!
Она взглянула на него.
– Простите меня. Вы ведь и в самом деле были к ней неравнодушны.
– Еще бы, – ответил он.
И широко улыбнулся.
Двумя годами позже, в 1928 году, супруги Кристи развелись, и Арчибальд Кристи женился на Нэнси Нил.
А спустя еще два года – в 1930-м – Агата Кристи вышла за Макса Мэллоуэна, и они жили долго и счастливо.