— Уж это мне вечное стремление к благородным жестам… А на самом деле ты думаешь только о себе.
Он чувствовал, что его предали, представлял себе, какой пустой станет его жизнь без Франки.
— Послушай, но увидеться напоследок мы все-таки можем? Когда ты уезжаешь?
— К сожалению, нет. Я уезжаю через несколько часов… Лучше я тебе напишу.
Так все и кончилось.
И вот теперь, дожидаясь, когда его вызовут к премьер-министру, он особенно остро ощущает невероятность того, что все это случилось с ним в реальной действительности. Он стоит в приемной премьер-министра и понимает, что присутствие его здесь неуместно, что он оказался как бы вне времени. Но и поезд, ушедший в Катанию, Тоже движется во времени, которого нет, которое никогда не принадлежало ему. Его место, его время… Какие они?
— Проходите, пожалуйста, господин премьер-министр ждет вас.
Секретарь бесшумно подошел к Паоло, прервав его размышления. Журналист следует за ним.
— Прошу, — секретарь, посторонившись, пропускает его вперед, потом закрывает дверь.
Обстановка в кабинете строгая. И еще здесь очень светло. Паоло останавливается у двери, и хозяин кабинета идет ему навстречу.
— Проходите, доктор Алесси, садитесь. — С этими словами он подводит Паоло к небольшому диванчику. — Я впервые имею удовольствие разговаривать с вами, но мне кажется, что я вас уже знаю давно, — и добавляет с улыбкой: — По вашим публикациям.
Председатель совета министров приятный и остроумный собеседник, он очень кстати вспоминает о встрече, которая произошла у него в этом же самом кабинете много лет назад, когда он впервые был избран премьер-министром, с одним очень известным журналистом международного масштаба. Тот человек обладал столь богатым опытом, что новоиспеченный премьер испытывал перед ним робость и смущение.
Понемногу Паоло осваивается в непривычной обстановке, усаживается на диване поудобнее. Премьер-министр улыбается и говорит:
— Вы, наверное, удивляетесь, что я захотел встретиться именно с вами?
Паоло кивает. Наконец-то станет ясно, что к чему.
— Да, у меня много куда более опытных и авторитетных коллег.
— Видите ли, к вам у меня интерес совершенно особого рода. Я с пристальным вниманием следил за вашими статьями о последних скандалах. И имел возможность с удовольствием отметить вашу информированность, вашу… осторожность там, где вы находили ее необходимой, а также ваши критические высказывания… — Он на мгновение умолкает, разглядывая журналиста своими живыми глазами. — Не могу сказать, чтобы вы очень церемонились с правительством. — Он жестом останавливает попытку собеседника возразить: —…Но и это, должен признаться, вызывает у меня к вам личную симпатию. — Слово «личную» он особо подчеркивает. — Я твердо верю в демократическую роль печати, в необходимость сохранения ее свободы.
Министр вдруг замолчал и улыбнулся. — Простите, я, кажется, начал произносить речь. Но мои слова вполне искренни, поверьте. Поэтому я и пригласил именно вас. Вы писали много — и всегда убедительно — о последних неприятных событиях. Необходимо, чтобы все это стало достоянием общественности. Но вы ведь не хуже меня знаете, что до журналиста обычно доходит лишь часть информации, отчего он порой допускает ошибки и не может составить общего представления о событии во всех его сложных проявлениях. Что касается этой истории с «гепардами», доктор Алесси, то здесь вы собрали лишь часть информации… — Паоло, сразу насторожившись, вытаскивает блокнот. — Именно потому, что я верю в демократические функции печати, мне хотелось, чтобы общественное мнение получило возможность ознакомиться с этой историей во всех ее аспектах… Сейчас я расскажу вам, доктор Алесси, как было дело…