Искренне возмущаясь, Громов снова пощупал шишку, предлагая Николаю Константиновичу осмотреть ее. Трудно передать чувство, которое испытывал Никулин в этот момент. Перед ним, нагнув голову, стоял мерзавец, по которому давно уже плачет веревка. Он погубил Беляева. И нельзя было тут же, на месте, рассчитаться с ним. Приходилось даже делать вид, что он сочувствует Громову.
Потянулись дни и ночи, полные тоски и тревоги. Рассказал Беляев о Никулине или мужественно выдержал пытки? Что предпримет Шнеллер, если ему удалось добиться показаний от Беляева? Немедленно арестует или установит слежку, чтобы выявить, с кем близок Николай Константинович? Бежать бесполезно. До фронта далеко, связей с партизанами установить не удалось. Поймают моментально — шагу не успеешь сделать.
От всех треволнений Никулин занемог. Открылась рана. Врач, осмотревший ее, предписал постельный режим. Николай Константинович тосковал в одиночестве. Его почти никто не навещал. Друзьям он запретил заходить, чтобы не навлечь на них подозрений. Расстрел Беляева заставил больше думать об осторожности.
Несколько раз к Никулину наведывался Сюганов. Приносил яблоки, был внимателен и заботлив. Осмотрев раненые ноги, предложил сделать массаж.
— Ты не удивляйся, Николай, — говорил он. — Для меня это раз плюнуть. Дело привычное. Массаж сделаю такой, что через недельку–другую будешь как молодой бегать. Вот посмотришь.
И он принялся мять и растирать мускулы ног. Действительно, Сюганов был мастером своего дела. Никулин чувствовал, как разогреваются сведенные судорогой мышцы, уходит боль.
— Ну вот и все, — сказал Сюганов, закончив массаж. — Если не возражаешь, то буду приходить чаще.
— Зачем же возражать? Приходи. Веселей будет, а то с тоски подохнуть можно, — приветливо откликнулся Никулин, а сам подумал, что такое внимание отпетого предателя не к добру. И чем чаще заходил Сюганов, тем больше настораживался Николай Константинович. “Массажист” не торопился раскрывать цели своих посещений. Но однажды разговорился:
— Понимаешь, Николай, для саласпилсцев скоро наступят плохие времена. Шнеллер от злости землю роет. Многие агенты, завербованные в Саласпилсском лагере, не возвращаются с заданий. Шнеллер уверен, что они добровольно сдаются русским контрразведчикам, и подозревает, что кто-то в школе настраивает их на эту линию. А ты как думаешь?
— Вряд ли кто-нибудь рискнет в школе такие разговоры вести. Скорее всего, на той стороне научились ловить нашего брата. Да и как не поймать, когда немцы левой ногой работают. Меня вот направили в тыл, а вместо надежных документов такую “липу” подсунули, что, если бы сам не смекнул, обязательно попался бы. Да и людей лучше учить надо. А то поднатаскают два–три месяца — и айда в поход. Разве это срок для подготовки? Люди только-только начинают представлять что к чему, а их — на задание. Вот и идут провалы.
Не знал Николай Константинович, сумел ли он убедить Сюганова, но тот сделал вид, что согласился.
— Об этом бы Шнеллеру сказать.
— А ты и скажи, если он будет настаивать и искать среди нас изменников.
— Ему трудно говорить. Орет и слушать не хочет.
Сюганов входил в комнату Никулина без стука и всегда в разное время суток, надеясь застать кого-либо из его знакомых. Снова и снова заводил он разговоры об измене, уже не скрывая стремления что-то узнать, выяснить. Николай Константинович держался настороже. Он был уверен, что о содержании бесед Сюганов немедленно докладывает Шнеллеру.
Однажды, возвратившись вечером домой, Громов спросил:
— Слыхал? Шнеллер еще одного скокаря арестовал. Хотел перебежать к русским.
Николай Константинович насторожился. Кого еще постигла участь Беляева?
— Кого? — спросил он Громова.
— Романова какого-то, из новеньких. Я его не знаю, а то сам бы придавил гаденыша.
Никулин почувствовал, как кровь отхлынула от лица, тупо заныла рана на руке. Пропал парень. Сомнений не оставалось. Следом — его очередь. Что же медлит Шнеллер? Неужели играет с ним, как кошка с мышкой?
— А ты не знал его? — спросил Громов.
— Если тот Романов, который иногда приходил в компанию саласпилсцев, то знал, — как можно спокойней и равнодушней ответил Николай Константинович. — Только вряд ли тот. Моему знакомому еще счеты с Советами свести надо: отца его в свое время раскулачили и сослали.
— Черт его разберет, у кого какие счеты с Советской властью! Тут каждый врет, что ему выгодно. А вот кто как себя на деле покажет… Впрочем, поживем — увидим.