– Опаздываете, товарищ Алехин.
Алехин удивился, но виду не подал.
Неужели его очередь подошла? По срокам не получалось, но мало ли.
Начальник телефонной связи, человек еще молодой, но умудренный казенной жизнью, сидел за просторным письменным столом и курил длинную иностранную сигарету. При этом он внимательно слушал острые анекдоты какого-то кудрявого смуглого весельчака, может, первого своего помощника. Увидев Алехина, кудрявый умолк и недовольно отсел в сторону, а начальник телефонной связи с удовольствием закурил новую сигарету.
Алехин в ответ улыбнулся открыто.
Он видел: начальник телефонной связи много работал. Пепельница забита окурками, на столе номер газеты «Советская Сибирь». Он даже упал духом. Конечно, у начальника телефонной связи тысячи важных дел, а тут он, Алехин, явился со своим мелким вопросом. К счастью, начальник уже поднял на Алехина глаза. В них роилось некое безмыслие, но посоветовал он умно:
– Мне звонили о вас, товарищ Алехин. Мне рекомендовали вас. Но теперь работать надо много. Теперь перестройка. Не старые времена. Гласность. Ускорение. Каждый должен показывать пример в демократическом быту. Учиться и работать. Работать и учиться. Вот что должно нас вести, товарищ Алехин. – При упомянутых им словах перестройка и гласность, а особенно ускорение полные безмыслия глаза начальника телефонной связи стали обиженными. Было видно, что на душе у него накипело. А до Алехина дошло, что принимают его за кого-то другого, но он промолчал, решил дослушать до конца умного человека. – Телефон не роскошь, это известно. Мы не ставим телефоны просто так. Телефон – это определенное признание тебя обществом. То, что мы, мол, теперь готовы любому поставить телефон за деньги, неверно. Мы ни с одного телефона не имеем лишней копейки. Все деньги уходят на развитие государства. Ты, товарищ Алехин, отдаешь отчет, как много тебе надо теперь работать?
Слова начальника телефонной связи взволновали Алехина.
Он, конечно, не думал, что его сейчас отправят в колхоз на копку картошки, или в горячий цех, или в Институт повышения квалификации, но насторожился. Он очень хотел установить дома телефон. Он сходил с ума от желания угодить начальнику телефонной связи, гармонично вписаться в строй его непонятных, но мудрых мыслей.
– Я теперь много работаю, – произнес он, не придумав ничего лучшего. – У меня теперь много работы, но я постоянно увеличиваю ее объем. И постепенно повышаю качество.
Некоторое время начальник связи с сомнением рассматривал Алехина – его круглое доверчивое лицо, черные широко открытые глаза, по самый верх полные веры в величие поставленных перед ним неизвестных задач. Сам дьявол в тот день столкнул начальника телефонной связи с тысячу раз пройденного пути. Ни с того ни с сего, сам себе дивясь, начальник связи вдруг спросил:
– Это хорошо, товарищ Алехин. Это хорошо, что ты стал работать больше. Перестройка, гласность, ускорение. Теперь так и должно быть. – Обычно после таких слов он ставил или не ставил визу на заявлении просителя, но в этот день дьявол дернул его за язык: – А над чем конкретно, товарищ Алехин, сейчас работаешь?
Алехин сломался.
Он ждал всего чего угодно, только не вопроса в лоб.
Он держал в голове много хороших слов – о перестройке в рядах страховых работников, о гласности, без которой глохнет любое доброе дело, о неладах некоторых сотрудников Госстраха с рабочей совестью; в голове Алехина вспыхивали и гасли яркие интересные факты из богатой и содержательной жизни страхового агентства, а тут… «Работаешь… Над чем конкретно работаешь?..» Ну, если быть точным, то конкретно он работает сейчас с пенсионером Евченко… Алехин с ужасом понимал, что правильный или неправильный ответ решит судьбу его телефона. Но конкретная работа! Что могли означать такие слова?
Терзаясь, холодея, понимая весь ужас своего положения, Алехин вдруг вспомнил про книжку Пришвина. Он сам не знал, почему про нее вспомнил. Тогда, кстати, он уже подумывал сдать ее в бук. Алехин почему-то отчетливо вспомнил про книжку Пришвина, как она лежит на кухонном столе, всегда открытая на тридцать четвертой странице, и как он, Алехин, никак не может перейти на страницу тридцать пятую. Собрание сочинений, том третий. Что-то там про губастых зайцев, про солнечные блики, про апрельскую капель. Ничего такого грубого, никакой порнухи. «Не могу молчать! Не могу поступиться принципами!» Сам не понимая, что такое несет, Алехин выпалил:
– Конкретно я работаю сейчас над третьим томом сочинений товарища Пришвина!
Если бы Алехин в упор выстрелил из ружья в начальника телефонной связи, тот, наверное, испугался бы меньше. Он ждал от Алехина чего угодно. Он ждал от Алехина фальшивых просьб, наглых требований, нелепого вранья, всяческих уверток, даже обещаний крупной или мелкой взятки. Но третий том товарища Пришвина! У начальника телефонной связи нехорошо дрогнуло сердце. Еще полгода назад завом отдела в его большом телефонном хозяйстве работал некий товарищ Пришвин. Он, начальник телефонной связи, сам изгнал товарища Пришвина из хозяйства – за плохие организационные способности. А теперь что получается? Теперь получается, что всего за полгода изгнанный из большого телефонного хозяйства товарищ Пришвин сделал неслыханную карьеру, по крайней мере издал уже третий том своих сочинений, а ребята начальника связи все проморгали? Что там такое вошло в этот третий том? – не без ревности подумал начальник телефонной связи. Наверное, всякие речи, всякие выступления на активах.
Но в панику начальник не впал.
Нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики.
Начальник телефонной связи поднял на Алехина еще более усталый взгляд, дохнул на Алехина ароматным дымом хорошей американской сигареты и, как бы не заинтересованно, как бы давно находясь в курсе всех этих странных дел, устало и понимающе заметил:
– Третий том… Хорошее дело… Это хорошо, что ты так много работаешь, товарищ Алехин… Это хорошо, что ты работаешь уже над третьим томом товарища Пришвина… – Начальник явно шел вброд, на ощупь, он всеми силами пытался проникнуть в темную тайну своего бывшего завотделом. – У тебя верный взгляд на вещи, товарищ Алехин… Мне понятен твой интерес… Только ведь… – Начальник связи никак не мог выговорить главные слова, но все же сломал себя: – Только ведь, товарищ Алехин, у товарища Пришвина… Только ведь у товарища Пришвина, товарищ Алехин, плохие организационные способности!
Слово было сказано.
В голове Алехина сгорела последняя пробка.
Но он решил погибнуть в этом кабинете, но не сдаться.
Наверное, не зря у меня дома валяется третий том товарища Пришвина, решил он. Мало ли что там про губастых зайцев да про апрельскую капель. Это как посмотреть. Будь все так просто, начальник связи не стал бы вздрагивать. И за апрельской капелью можно рассмотреть затаенное что-то, страшное. Он, Алехин, теперь будет много и конкретно работать над классическими произведениями товарища Пришвина. Правда, замечание начальника связи тоже следовало учесть.
И он учел.
Он выдохнул одними губами:
– Да, организационные способности у товарища Пришвина очень плохие. Но природу пишет хорошо!
Теперь последняя пробка сгорела в голове начальника телефонной связи.
– Ты прав, товарищ Алехин, – потрясенно подтвердил он. – Природу товарищ Пришвин пишет хорошо. – Он явно не мог взять в толк, при чем тут природа? – Это верно, товарищ Алехин, товарищ Пришвин хорошо пишет природу, но вот организационные способности… Вот организационные способности у товарища Пришвина совсем плохие…
– Плохие! Плохие! Совсем плохие! – восторженно подтвердил Алехин.