Неожиданно стало светлее. Я решил, что это выглянул Снег, и блистает отраженным светом. Потом я увидел, что впереди и чуть в стороне от рельсов в пятне света пляшут фонтанчики рыжей земли.
Мои спутники недоуменно уставились на это явление. Кочегар даже протер глаза. Но я быстро нашел объяснение происходящему.
Я бросился к двери, которая вела в тендер. Распахнул ее, и мне в глаза тут же ударил свет прожектора. Над железной дорогой, неуклонно догоняя локомотив, мчали два винтолета. Сквозь кинжальный свет прожекторов пробивалось тревожное перемигивание проблесковых огней. Словно созвездие, в котором были и сверхновые, и пульсары, спустилось с ночного неба Дождя.
- Господин Айрус! - позвал Брукс.
Я обернулся. Профессор покачал головой.
- Что же вы наделали? Кажется, вы разгневали в нашем мире всех, от кого лучше было держаться как можно дальше.
Трассер разрубил мглу. Пули застучали по бортам паровоза, скользнули по крыше кабины, продырявили трубу.
- Увы, но сейчас вы не сможете прикрыться мною, - профессор поправил шляпу, будто она могла защитить его от пулеметного огня. - Скорее всего, это - войска. Больше никто не будет вести с вами переговоры. Возвращайтесь в свой мир. Возвращайтесь, если в вас осталось что-то человеческое! - воззвал он, повышая голос. - Возвращайтесь, иначе погибнет еще больше людей... - он сник на конце фразы.
Я подхватил автомат. Передернул затвор.
- Не могу, профессор, - ответил, поворачиваясь к свету прожекторов. - Я лишь делаю свою работу.
Положение - хуже некуда. Поезд не мог маневрировать, чтобы уйти с линии огня. Только - прямо, только - под взором пилотов и азартных бортстрелков. К счастью, усилился ветер. Легкие летающие машины все время сносило в сторону. Трассеры сверкали то справа, то слева от кабины, рикошетили от округлого корпуса котла, высекая искры.
- Угля подбросьте! - крикнул я машинисту. - Нам нужно набрать еще больше скорости!
Машинист что-то затараторил, почесывая от волнения небритую щеку. Наверное, он говорил о предельных возможностях своей машины. Что там про давление и температуру внутри котла. Понять его было не сложно, даже не слыша слов.
- Плевать! - крикнул я. - Не взорвемся. Еще угля!
Кочегар, видя, что делать нечего, схватился за лопату.
Да, у меня была надежда, что мы сможем оторваться от винтолетов, которым приходилось каждую секунду бороться с ветром. Как долго они смогут гнаться за нами? Сколько топлива в их баках?
У нас-то тендер забит углем почти под завязку. Мы сможем долго идти на полной скорости, если, конечно, не взорвется котел. И ветер нам не помеха, а союзник.
Я вскинул автомат, и одиночными, экономя патроны, принялся гасить прожекторы винтолетов.
Бортстрелки не стали тянуть с ответом. Огненный пунктир хлестнул по куче угля. Кочегар, который высунулся за новой порцией корма для ревущей топки, нырнул в кабину. Тогда я сам взялся за лопату. Машинист выразительно посмотрел на стрелку манометра, ползущую к красной границе. Я швырнул уголь в огонь, снова рванулся к тендеру: в одной руке - лопата, в другой - автомат.
Несколько пуль продырявили крышу. Кочегар кинулся в угол, забился под умывальник, закрыв голову руками. Разбился циферблат тахометра, машинист провел руками по лицу и с удивлением обнаружил, что его ладони - в крови; к счастью, стеклянный осколок всего лишь рассек ему бровь.
Я подцепил лопатой еще угля, бросился в кабину. Пулеметная очередь косо резанула борт тендера за моей спиной. Угольная крошка брызнула в стороны, словно шрапнель.
Когда я снова вышел в тендер, то проблесковые огни винтолетов мерцали уже значительно дальше. Мы, наконец, начали от них отрываться. Оказалось, что идет дождь со снегом. Я воткнул лопату в уголь, опустился на колени и подставил лицо сеющей с небес влаге, точно под холодный душ. От меня валил пар, беспокойно ворочался на предплечье тюльпан.
Винтолеты отстали еще сильнее. Состязание пара и дизелей подходило к развязке. На моих глазах летающие машины развернулись и двинули перпендикулярным железной дороге курсом. Тогда я уперся в пол прикладом автомата, словно это был костыль, поднялся, ощущая боль в каждой мышце, и вернулся к своим невольным попутчикам.
Больше не было философских диспутов и взаимных упреков. Профессор сидел, съежившись в кресле, и молчал. Кочегар занялся уборкой в кабине, а машинист пытался починить то, что было возможно. Я устало опустился в оббитое дерматином кресло кочегара. Отомкнул от автомата рожок; внутри него еще желтели пули.
Ну, хоть что-то осталось. Прекрасно. В прошлом провалившиеся шпионы пускали себе пулю в лоб, но не сдавались врагу. По крайней мере - те, которые были верны долгу. Мне же не нужно будет принимать столь радикальное решение. Всего лишь джант домой, на Землю.