Скатались, да только тоже напрасно. Ни дома, ни в «Шалом псе» бывшего асессора мы не нашли.
Консьерж в доходном доме, в коем изволил квартировать Аполлинарий Ефремович, сказал, что не видел жильца аж со вчерашнего дня. На наше желание осмотреть апартаменты Аляпкина этот своеобразный метросексуал в красной косоворотке и с напомаженными волосами, тщательно уложенными на прямой пробор, ответил далеко не самым любезным согласием, приправив его кривой брезгливой гримаской.
Не удивительно — жилище Аляпкина более всего напоминала пристанище обыкновенного бомжа. В крохотной полуподвальной каморке, что отыскалась под лестницей в конце длинного и тёмного коридора, царил неописуемый бардак. Толком не заправленная постель с серого цвета бельём, протёртым до дыр. Одежда, вывалившаяся из шкафа на пол. Какие-то разбросанные повсюду газеты и журналы. Сломанный перекосившийся стул, на котором и сидеть-то, казалось, невозможно. Ну и пустые, куда без них, бутылки. Единственное, что можно было поставить в плюс такому неаккуратному постояльцу, так это отсутствие тошнотворного запаха, обычно присущего местам обитания окончательно опустившихся маргиналов.
Хотя скорее всего причиной тому являлось не высокое стремление Аляпкина к чистоте, а небольшое оконце под самым потолком, больше похожее на форточку: голову ещё высунуть можно, но самому выскочить, если вдруг что случится, навряд ли. Оконце было закрыто, но, давно лишившись большей части остекления, вынужденно выполняло функцию проветривания, и причём довольно хорошо. Когда мы открыли дверь, газеты на полу так и вспорхнули, поднятые мощным сквозняком.
Комнату Аполлинария Ефремовича мы на всякий случай внимательно осмотрели, но ничего подозрительного не нашли. Единственное, я подобрал с пола газету. Думал, что увидел там фото графа Миассова на титульной полосе. Портрет в полный рост, парадный мундир с кучей орденов, кривая сабля на боку. Только бакенбарды попышнее и волос на голове побольше. Показал газету Холмову, вдруг что-то интересное написано. Но оказалось, что вовсе это и не Миассов, а герцог Пермский.
Так ни с чем и отправились в «Шалый пёс», где так же бестолково потратили время на опрос местных забулдыг. Никто Аляпкина не видел или просто не захотел нам о нём рассказать. Не помогли ни угрозы орка, ни мои обещания оплатить любые полезные сведения. Один лишь трактирщик, вытянув из моих рук предложенную купюру, поведал, что Аляпкин вчера, как вышел вместе с нами из заведения, так больше и не возвращался. Что, учитывая на полученный бывшим асессором внушительный аванс и его тягу к выпивке, было более чем подозрительно.
— Что ж, — выйдя на свежий воздух, решил подытожить я, — и здесь мы ничего не узнали. Что дальше делать будем, Шарап Володович? Вы у нас в деле сыска самый продвинутый. Что посоветуете?
Холмов как-то неопределённо хмыкнул и хотел было мне ответить, но тут между им и мной втиснулся мальчишка гоблин, донельзя чумазый и босоногий.
— Дяденька, дай золотой, — требовательно протянул ко мне грязную ладошку этот юный оборванец, — покажу тебе чось.
— Чего покажешь? — не понял я.
— Ну ты же дядьку Польку искал, — нахмурился гоблинёныш, — и награду за него обещал знатную?
— Было дело, — кивнул я, мудро предположив, что Полька это производное от Аполлинария. — Знаешь где он?
— Золотой давай, — наглый пацан продолжил настойчиво размахивать перед моим носом ручонкой. — Иначе не покажу.
Я вытащил деньги, но отдать не успел. Тимон одной рукой перехватил купюры, а другой ухватил мальца за шкирку:
— Стой, пострел! Так дело не пойдёт. Мы тебе денег дадим, а ты дёру дашь. Знаю я вашу породу. Отведи нас сначала на место, а там уж получишь свою награду.
— Дяденька, — заныл пацан, пытаясь выкрутиться из захвата, да так, что ворот его и без того потрёпанной рубахи опасно затрещал, — пусти-и-и! Я не убёгну!
— Конечно «не убёгнешь», — передразнил его орк, — потому как я тебя не отпущу, пока дело не сладим. А за деньги не тревожься, отдам сразу, как покажешь, где асессора найти. Даю тебе честное орочье слово.
Ушастый малец, отнюдь не впечатлившись обещаниями Тимона, малость ещё потрепыхался и успокоился, лишь когда окончательно понял, что из цепкого захвата ему не вырваться:
— Ладно, дядьки, — обиженно вытер он кулаком сопли под носом, — за мной идите.
И потащил нас за ближайший угол, после чего принялся петлять дворами и проулками. Так и шли за ним, бдительно оглядываясь и ежесекундно ожидая нападения очередных злоумышленников, возможно специально с помощью этого пацана заманивающих нас в ловушку.