— Да откуда? Я тебя и ждал.
— Так что ж не зашел-то? На. — Степан сунул Лехе в руку тысячную купюру. — Только в меру, братан, и говно не пей.
Машина завелась сразу, легко и плавно тронулась. Зря хают и не любят наши машины. Степану уазик нравился. Он в своей жизни перепробовал разные автомобили, но вот уже три года ездил на «Патриоте» и, как говорится, горя не знал. Все устраивало Степана в машине: и габариты, и экстерьер, и хотя уже появились модификации с 6-ступенчатым автоматом, предпочитал свою, с механической коробкой переключения передач.
Припарковавшись возле спортивного комплекса Главка, Степан, закинув на плечо сумку, не спеша двинулся к горстке людей, стоявших у входа, закурил. Давно собирался бросить курить, да все как-то не получалось.
— О, пенсионер, привет. — Коллеги добродушно пожимали руку. — Давно тебя не видно было, уезжал куда?
— Вы что, уже? — спросил Степан.
— Да, там есть еще, иди разомнись, бассейн, правда, сегодня не работает, только душ и парилка. В тренажерном зале человек пяток, а на ковре вообще никого.
Степан махнул рукой — ладно, мне никого и не надо — и зашагал к дверям.
Разогревшись полчасика в тренажерном зале, Степан поднялся в «борцовый». Пока он крутил педали и тягал штангу, видимо, в борцовый зал прибыла группа курсантов средней школы МВД из Соснового бора. В небольшом зале под руководством опытного тренера Верещагина курсанты отрабатывали приемы контратаки при нападении двух и более вооруженных людей. В зале было душно, чувствовался запах молодого здорового пота, слышались резкие выкрики и хлесткие шлепки тел о клеенчатые маты. Судя по всему, тренировка началась недавно, а количество курсантов, сидящих вдоль стен и еще не приступавших к тренировке, было приличным. Степан поднял руку, приветствуя Верещагина, и тут же опустил, что должно было означать: ладно, пойду, мне не к спеху, в следующий раз, — и направился в парилку.
Удивительная легкость в теле и прилив энергии, полное исчезновение тревожности, еще утром посещавшей его, — вот что чувствовал Степан, пружинисто шагая к машине. Он вдруг отчетливо ощутил, что теперь у него стали свободны и утренние, и дневные, и вечерние часы, и будущая жизнь его показалась такой предсказуемой и пресной, что он аж остановился. Сумма пенсии заранее известна, и покрыть уже сложившиеся потребности Степана, явно не сможет. Накопления? На них при таком темпе, к которому привык Степан, можно продержаться год, ну, полтора, а потом? Продать дачу? Ну, тогда уж лучше продать квартиру и жить на даче, ведь жил же он раньше на даче, и ему это даже нравилось. Пусть даже он продаст квартиру за 5 миллионов, но эти деньги ведь тоже когда-то кончатся, а ему еще 48 лет, и умирать он в ближайшие лет десять не собирался точно.
Финансовый вопрос настолько взбудоражил Степана, что он даже решил поинтересоваться у коллег, давно уже ушедших в отставку, как они живут, набрал телефон Сафронова, с которым не виделся уже несколько месяцев, с тех самых пор, когда в последний раз уезжал на Кавказ.
— Привет, Мишель, — как можно непринужденно прокричал он в трубку.
— Вам кого надо? — ответил не очень радушный голос.
— Михаила Сафронова хотел бы я услышать, — уже вполне официально проворчал Степан. — Это коллега его, Дорохов.
— Хорош коллега, — буркнули в ответ. — Уж три месяца, как отец умер, — и положили трубку.
Степан сидел, растерянный и обескураженный. Вот как это бывает, просто и обыденно, в двух словах: три месяца как умер. А он, уходя в отставку, тоже, наверное, рассчитывал жить долго и счастливо. Степан вспомнил, как провожали Сафронова на пенсию, и тоже в кафе на Весенней, как и его. Просто это кафе принадлежало супруге одного из офицеров Главка, и это было удобно, да и хозяйке кафе выгодно.
Не то что их связывала какая-то особенная дружба, нет, они были одногодки, вместе окончили вышку и вместе служили в одном Главке, два раза вместе были в командировке. Год назад Мишку комиссовали в связи с тяжелым ранением в бедро. Когда они виделись в последний раз, он хромал и ходил с тростью, но был веселый и полный планов и надежд. Врачи оптимистично предрекали полное излечение в ближайшее время, но к службе были противопоказания, да и выслуги хватало, так что увольнение на пенсию было логично и не противоречило его дальнейшим планам. Так что же могло случиться? Ну, не от хромоты же он умер, в конце концов.
Обеденный перерыв еще не начался, так что Степан, оставшись в машине, просто открыл окно и закурил. Можно было, конечно, и зайти в управление, но почему-то не хотелось встречаться с коллегами, отвечать на дежурные вопросы дежурными фразами, тем более ему надо было увидеть Веру Игнатьевну — секретаря начальника управления. Степан знал, что на обед она ходит в кафе «Лакомка» за углом, а так как обедать в этой кафешке желающих среди мужского коллектива управления было мало, то зачастую она туда ходила в гордом одиночестве, что в данной ситуации очень устраивало Степана.