Многое хотелось сказать, но почему-то не получалось.
Вдруг стало невозможно дышать.
Изнутри обожгло, как огнем.
Воздух стал раскаленным, не вдохнуть, ни выдохнуть.
- О, черт, - растерянно проговорил Ньялсага и песчаный берег вдруг стремительно полетел ему навстречу.
…Прошло уже несколько дней, как Свора покинула город, а хорошей погоды не было и в помине. Выпал всего один-единственный солнечный денек, а потом снова началась непогода. Пасмурное небо грозило пролиться дождем, ветер тащил по небу огромные неповоротливые облака, которые ползли так низко, что, казалось, вот-вот зацепятся за острые крыши домов.
Ветер раскачивал ветки деревьев, шуршал черными лентами из дешевого коленкора, ворошил выцветшие бумажные цветы венков.
На кладбище, где обитал когда-то веселый некромант Гигель, было тихо и пустынно.
Алина отыскала взглядом синий вагончик-бытовку. Табличка - кусок фанеры с небрежно намалеванными буквами: «Офис кладбища № 18» - покосилась, дверь висела на одной петле и громко скрипела, раскачиваемая ветром.
Во всем чувствовалось какое-то запустение: видно было, что замену Гигелю так и не нашли и без смотрителя-некроманта порядок на кладбище поддерживать стало некому. Алина окинула взглядом ряды низких холмиков, оградки, сваренные из железных прутьев, неширокие, посыпанные песком, дорожки, двух неприветливых угрюмых рабочих, что с лопатами на плечах направлялись к вагончику. Сколько дней прошло, с того, как приходила она сюда, чтобы разыскать некроманта Гигеля? Всего ничего. Но казалось, что минуло лет сто, не меньше. Сто долгих-предолгих лет, и столько всего за это время произошло, что сразу и не расскажешь.
А здесь, на кладбище ничего и не изменилось. Да и что здесь может измениться? Разве что могил за сегодняшний день прибавилось – стало на одну больше.
- Хватит себя изводить, Алина, - нарушил молчание Ява.
Она отбросила с глаз прядь русых волос.
- Все это время мы были рядом и ничего не сделали! А могли бы…
- Вряд ли. Он уже находился под чарами ламии, а человек сопротивляться им не может. Мерсея запросто могла подчинить себе любого из нас: меня, тебя, Бахрама...
- Но выбрала-то Ньялсагу, - буркнула Алина.
Ява кивнул.
- Она все рассчитала верно. Больше всех Мерсея опасалась Кемена: видно кто-то просветил ее, что бывает с теми, кто пролил здесь кровь. Ньялсага был единственным, кто мог ее защитить от него, единственным, к кому Кемен прислушался бы, поэтому важно было сделать так, чтобы Ньялсага оказался на ее стороне. Тем более, что Мерсея знала, что именно он отправит ее обратно.
- Вот Кемена бы и зачаровала! – буркнула Алина.
- Если б он пробыл рядом с ней подольше, не сомневаюсь, так оно и произошло бы. Но Кемен сразу же уехал, а на расстоянии магия ламий не действует. Зачаровать же сразу нескольких человек ламии не под силу. Поэтому она выбрала себе другую жертву и разыграла любимую игру - «несчастная девушка в беде». На это все покупаются.
Ява поднял голову и посмотрел в серое низкое небо.
- Если бы он заподозрил ее, то защитился бы заклинаниями! Но Мерсея опередила его и пустила в ход собственные чары…
Алина стиснула железные прутья, словно чье-то горло.
- Я как чувствовал, что что-то здесь не то, - продолжал Ява. - Но думал лишь, как спасти его от Соранга, а спасти нужно было от Мерсеи…
Алина сверкнула глазами.
- Если бы Кемен сразу сообщил нам, в чем дело, все вышло бы совсем по-другому. Но ему захотелось устроить собственное расследование!
Ява покачал головой.
- Кемен ни в чем не был уверен: он, как и мы, никогда не сталкивался с ламиями. А когда догадался, было уже поздно. Кроме того, он же не знал, кто именно попал под чары! Он не виноват, что все так сложилось: просто Соранг отыскал еще одного бессмертного.
- Не виноват, - сердито проворчала Алина. – Если бы Лютер не выстрелил…
- Он стрелял в Мерсею. Единственный способ освободить человека, заколдованного ламией – убить ее. Именно это Лютер и хотел сделать. Но чары ламии заставляют человека защищать ее даже ценой собственной жизни. Так и произошло…
По лицу Алины прошла тень.
- Можешь говорить, что угодно. Но если я встречу его, клянусь, я его убью.
Если бы Алина сказала это так, как раньше, кипя от возмущения и злости, Яву бы не встревожили ее слова. Но она произнесла это очень спокойно, так спокойно, что Ява насторожился. Подумалось отчего-то, что Лютеру лучше бы не попадаться ей на глаза как можно дольше. По крайней мере, ближайшие сто лет.