Ресторан замер. Кортнева знали почти все — кто ж не знал красавца мужа знаменитой Шиловой? Второго человека — в нелепом голубом берете — знали немногие — но те, кто знал, предпочли бы побыстрее забыть или не знать вовсе.
Что такое? Ты мне, грязь, под ноги мои же собственные «грины» мечешь? Да от твоей красивой рожи, педрило, сейчас один кишмиш останется!
«Десантник», он же сильно увеличенный в размерах злой гном, вытянул из кармана «выкидуху», отщелкнул лезвие и пошел на Кортнева, помахивая в воздухе клинком, как это обыкновенно делали герои в испанских фильмах, где все проблемы разрешались поединком на ножах.
Игорь, бегите от него — это ужасный человек! — крикнула Марина, толчком ноги посылая свободный стул прямиком под ноги «десантнику». Тот споткнулся, выругался и устремил на Маринку взор, который, казалось, говорил: «Тебя, стерва, я никогда не забуду».
Кортнев не побежал. В полном соответствии с предложенным ему сценарием он выхватил из кармана точно такое же оружие, как у «десантника», выщелкнул лезвие и пошел ему навстречу.
Летова уткнулась лицом в ладони и мало что видела из того, что происходило потом.
Кортнев выставил вперед левую ногу, махнул лезвием так, что оно свистнуло, и принял оборонительную позицию. Чтобы окончательно походить на испанца, бросившего вызов кровному недругу, Кортневу оставалось только обмотать несуществующим плащом левую руку.
«Десантник» сделал выпад — лезвие его ножа блеснуло, как молния, над правым плечом Кортнева. Тот, будто в танце, отступил, и клинок «берета» пролетел мимо. Игорь Кортнев демонстративно швырнул свой нож на пол и сильнейшим ударом левой под дых отправил «десантника» в нокаут. «Десантник» рухнул на полированный пол как подкошенный. Впрочем, он тут же вскочил и снова бросился на Кортнева.
Тут, однако, их растащили. Вернее, процесс происходил в одностороннем порядке — в «берета» вцепились человек шесть охранников. Метрдотель уже представлял, как расправляется с ним Шилова, которая, как известно, ничего никому не прощала, и покрывался холодным потом. О том же, кто был противник Кортнева и как ему удалось проникнуть в помещение ресторана, куда пускали только по особым карточкам, он в тот момент не подумал.
Хотя в ресторан запрещалось проносить фотокамеры, полыхнуло несколько блицев, которые заставили Летову поднять глаза.
Это называется — как же долго я спала! — сказал Кортнев, усаживаясь к ней за стол и приступая к трапезе. Если бы его грудь не вздымалась под белоснежной рубашкой чуть чаще, чем прежде, можно было подумать, что конфликта не было вовсе.
Где он?.. — спросила Марина, пытаясь справиться с дрожащими губами. — Он же хотел вас убить!
Хотел, да не смог, — произнес уже совсем спокойно Кортнев, накладывая себе на тарелку крохотную жирную фаршированную перепелку. Ты мне помогла. Очень ко времени бросила ему под ноги стул… — Кортнев проглотил крохотный кусочек перепелки и запил его белым вином.
* * *
Хорош, нечего сказать! — Черкасов швырнул чуть ли не в лицо Гвоздю несколько фотографий из светской вечерней хроники. — Устроил поножовщину в «Первой формуле» — и с кем? С мужем Шиловой! Ты хоть представляешь себе, что это значит?
Черкасов прошелся по комнате, заложив руки за спину. Очутившись у окна, он некоторое время рассматривал огромный черный портрет ночного города, вставленный в алюминиевую раму.
А чего такого-то? — Гвоздь ни в малейшей степени не чувствовал себя виноватым. — Хотел прихватить за задницу его подружку, ну поцапались малость — никакой мокрухи, никаких пушек — все тихо-мирно. Стоило-то огород городить, Александр Николаевич?
А выкидной нож? — замороженным голосом поинтересовался Мамонов, расположившийся на диване — поближе к шефу. — Ты его достал первым! Теперь Шилова подумает, что кто-то из наших решил подколоть ее бесценного Кортнева. А знаешь ли ты, чем чреваты такие штуки?
Мамонов, ревниво следивший за восхождением рядом с Черкасовым новой звезды — Гвоздя, в определенном смысле ревновал его к шефу, а потому старался, чем можно, ему подгадить, хотя особенно с этим и не пережимал — просто-напросто потому, что боялся десантника.
Да какой там нож? — хмыкнул Гвоздь, наливая себе пива и жадно выпивая стакан — его огромный кадык двигался вверх и вниз, как заведенный, и это зрелище почему-то приковывало к себе внимание Мамонова до чрезвычайности. — Так, итальянская игрушка. Если на то пошло, то и у Кортнева такая же точно итальянская зубочистка имелась. Вот если ты, Мамонов, хочешь увидеть нож настоящий — тогда смотри!
Гвоздь вытащил из кожаных ножен, висевших, как маленький рюкзак, у него на спине между лопаток, огромный, отливавший воронением клинок с зазубринами у рукояти и ткнул его Мамонову чуть ли не под нос. Мамонов поморщился и тыльной стороной ладони отвел клинок от себя.
Что, не нравится? — хохотнул Гвоздь, высоко вскидывая вверх руку и пряча оружие в ножны — за шиворот пиджака. — Подумаешь, чистоплюй какой нашёлся! А кто в свое время директора «Антрацита» грохнул — не ты, что ли?
Такой случай и в самом деле имел место, и Мамонов изо всех сил старался о нем забыть — тем более что дело это было, что называется, «свойское», когда разборку устроили свои. Тогда не поделили акции крупнейшего угольного концерна, и директор Худо яров первый схватился за оружие. С тех пор Мамонов всячески убеждал себя, что стрелял в целях самообороны.
Да хватит вам грызться, — миролюбиво, со всем не так, как обычно, произнес Черкасов, закончив высматривать за окном нечто такое, что было открыто только его взору. — Ты мне, Мамонов, лучше вот что скажи — ты выяснил, что такое «Иголька»? Наверняка это тоже прозвище — известное определенному кругу людей.
У меня, Александр Николаевич, как всегда, все готово. Как в аптеке. Извольте, так сказать, глянуть.
Мамонов прошел к компьютеру, щелкнул несколькими тумблерами, проделал несложную операцию с «мышью», и на экране высветилось: «Игла гравировальная — тонкий металлический штифт с конусообразным или срезанным концом. Применяется в гравюре на металле и в литографии».
Мамонов обвел взглядом триумфатора маленькую компанию.
Ну как, Александр Николаевич? — поинтересовался он. — Теперь вы убедились, что в нашем деле нужны не одни только «гвозди»?
Гвоздь пробурчал что-то не слишком лестное в адрес Мамонова, с минуту глядел на монитор, после чего скривил рот в тонкогубой улыбке.
Хренотень какая-то… Штифт с концом… Металл, литография — это все к чему, а?
Черкасов, наоборот, словно прилип к экрану компьютера. То, что он увидел на мониторе, ему явно нравилось.
Плюхнувшись в кресло, он сплел на животе пальцы и произнес:
Ну, что я тебе говорил, сукин кот? Мансур рассказал даже то, о чем, в сущности, не имел представления. Что для этого тупого азиата какая-то «иголька»? Так… мираж. Но слово это все-таки ему в башку засело. И отложилось — потому что прозвище это довольно необычное.
Александр Николаевич, — сказал Гвоздь, невольно подтягиваясь, потому что Черкасов уселся рядом, — «Иголъка», «шпилька» — это все хорошо. Делать-то что будем? — Гвоздь норовил взять реванш у «сукиного кота», чей успех у шефа не был ему до конца понятен. — Насколько я врубаюсь, это кликуха кое-что говорит о том, чем этот Цитрус промышляет и в каких местах тусуется, — продолжал Гвоздь, пытаясь определить для себя круг проблем. — Тогда, может, нам взять Мансура — да и прогуляться с ним по этим самым местам — вдруг Мансур его узнает? Шанс, конечно, ничтожный, но все-таки есть, — добавил он.
Как ты, интересно, станешь этого самого Мансура прогуливать, — с ехидной ухмылкой произнес Мамонов, — когда ты ему из своего любимого «Люгера» выбил напрочь голеностоп? Уж лучше бы ты стрелял ему в плечо…
Дурак ты, — только и сказал Гвоздь и отвернулся. Ему, как человеку военному, было ясно, что промедли он хоть секунду — и Мансур бы ушёл.
Черкасов, надо сказать, хорошо это понимал. Некоторое время он сидел, глубоко задумавшись, после чего поднял тяжелую лысую голову и оглядел долгим взглядом своих людей. Мамонов — как всегда — смотрел ему чуть ли не в рот и готов был исполнять любое его задание. Кроме того, он умел действовать самостоятельно. Другое дело, полагаться на его инициативу Черкасов не мог и не хотел — незачем было давать «сукиному коту» слишком много воли. Он, конечно, дурак, но, как показали последние события, дурак довольно хитроумный.