Но в случае с Хижняком мы к экономсоветнику не обращались и кроме посла никого не ставили в известность о том, что он стал объектом внимания спецслужб. Это было сугубо наше дело, поскольку речь шла о готовившейся вербовке. Решение было однозначным: срочно выручать незадачливого гинеколога из этой переделки!
А выручить его можно было только одним способом — немедленно отправить в Союз. Но отправить таким образом, чтобы ни он, ни руководители специальной секции «Руссо» ни о чем не догадались. Любые другие варианты, в том числе попытка отговорить Хижняка от подпольной врачебной деятельности, могли привести к провалу «Рокки».
Если бы несчастные советские граждане, вольно или невольно оказавшиеся в сфере деятельности спецслужб или жертвами их противоборства, могли знать, какая возня происходила порой у них за спиной и какие страсти вокруг них разгорались, я думаю, многие из них тысячу раз бы подумали, стоит ли им вообще ехать в эту проклятую заграницу! И наверняка нашлись бы такие, кто, подобно кузнецу из песни Высоцкого, после инструктажа отказавшегося ехать в «этот польский Будапешт», раздумали бы выезжать за пределы родной страны.
Но, на их беду, как наша, так и все иностранные спецслужбы строят свою работу таким образом, что о ней знают только посвященные, а те, кто становится объектом или жертвой, по большей части находятся в полном неведении. По крайней мере до тех пор, пока на них, подобно камнепаду на узкой горной тропе, не обрушится вся мощь своих или чужих спецслужб, не наставит им синяков и шишек, не переломает руки, ноги или ребра, а то и вообще не расплющит их в лепешку.
Но по большей части все обходится тихо и мирно, и ничего не подозревающий советский человек так и проживет свою жизнь, не ведая, в центре каких событий он однажды оказался и чем это для него могло закончиться…
Согласовав отправку Хижняка с послом, мы связались с Центром и узнали, что незадолго до отъезда в загранкомандировку гинеколог защитил кандидатскую диссертацию, однако она пока не утверждена аттестационной комиссией. Это была хорошая зацепка. Базиленко переговорил кое с кем из «своих людей» и узнал, что Хижняк и в самом деле проявляет по этому поводу определенное беспокойство.
Так родилась идея: через министерство здравоохранения направить Хижняку телеграмму, в которой сообщить, что с утверждением диссертации возникли большие сложности, и окончательное решение этого вопроса откладывается до его возвращения из загранкомандировки.
Как мы и ожидали, получив эту телеграмму, Хижняк страшно расстроился. Но кто-то из его и наших друзей вовремя подсказал ему, что надо быстренько лететь в Москву и «дать» там, кому надо. И он, позабыв о беременной женщине из контрразведки, прибежал в аппарат экономсоветника и, чуть не плача, стал добиваться разрешения за свой счет слетать в Союз.
Сначала ему (естественно, для вида!) отказали, сославшись на то, что по условиям контракта он не может без разрешения местного руководства покидать страну. Но потом кто-то «вспомнил» о просьбе представителя Минрыбхоза выделить какого-нибудь врача для сопровождения тяжело больного рыбака и его обещании взять на себя все расходы. Ухватившись за эту возможность, Хижняк немедленно поехал в представительство Минрыбхоза, затем в родильный дом, потом еще куда-то и сумел уладить все проблемы. И вот теперь он хлопотал над бородатым рыбаком, не подозревая, какова истинная причина его отлета и что обратно лететь ему уже не придется…
Погуляв немного по самолету, я вернулся на свое место, чтобы в спокойной обстановке еще раз обдумать существо тех предложений, с которыми я летел в Москву.
Дело в том, что за встречами с «Рокки» и прочей текучкой я ни на минуту не забывал о Франсуа Сервэне. И с каждым днем меня все больше охватывало какое-то смутное беспокойство. Я долго не мог понять его причин, пока, наконец, не сообразил: его разработка постепенно зашла в тупик.
И в самом деле, возможности «Люси» почти иссякли — с момента возвращения Сервэна из Тулона мы не получили от нее никакой заслуживающей внимания информации.
Другие наши агенты прямых контактов с Сервэном не имели, а потому поступавшая от них информация носила случайный и отрывочный характер. Так, «Монго» сообщил Лавренову, что после смерти «Рока» обязанности «консультанта» при подготовке публикаций антисоветского характера иногда выполняет Сервэн. В отличие от своего африканского коллеги, Сервэн без особого энтузиазма обычно знакомится с версткой, а его правка, как правило, сглаживает наиболее резкие выпады против СССР.