Озлобленно, с силой оттолкнув из-под себя старенькое разбитое кресло на колесиках, Некта встала и, прихватив скрепленную пачку бумаг, двинулась по длиннейшему проходу между выстроенными лицом к дальней стене столами, за которыми, кто с полным вниманием к делу, кто кое-как, спустя рукава, трудились многочисленные сотрудницы всех возрастов – от далеко запенсионного до совсем юного, как у самой Некты.
И так – каждый день. С девяти до шести, с перерывом на обед в плохонькой, грязноватой столовке с убогим ассортиментом из малюсеньких котлет, люля-кебаба и рыбы по четвергам, с гарниром из плохо очищенной картошки, непромытого риса или сорной гречки. С восьми до десяти вечера непременные танцы на дискотеке под визгливую клубную попсу, от которой у Некты в первое время, пока не привыкла, уши сами собой сворачивались в трубочку. С десяти до полуночи просмотр телевизора – бесконечные ток-шоу с крикливыми, наглыми и бесцеремонными ведущими, глупые слащавые комедии и мелодрамы с одними и теми же актерами и актрисами в заглавных ролях, ежеминутно прерываемые всевозможной убогой рекламой женских прокладок, дорогих авто и прокисшего еще до завоза в магазин пива. Потом – сон, хочешь ты того или нет, до восьми утра; душ, ленивое, но обязательное нанесение «боевой раскраски» на лицо и – за стол, к бесконечной веренице документов: накладных, счетов, актов списания…
По пятницам рабочий день сокращался на час, за это время позволительно было выпить чего-нибудь не очень крепкого и не очень много в баре рядом с помещением бухгалтерии, а потом дискотечное уныние разбавлял мужской пол, с отдельными индивидуумами можно было уединиться в ущерб телевизионном забавам в своей же микроскопической квартирке из единственной комнаты и пятиметровой кухни, совмещенной с душевой и туалетом. Ох, иногда хотелось, чтобы этих заунывно однообразных партнеров, с непременной розочкой в целлофановом кульке, шоколадкой, парой разовых бокалов и бутылкой дешевой шипучки под маркой «шампанского», вовсе не было, настолько предсказуемы и тоскливы были их последующие действия, начиная от деловитой улыбки за крохотным столом на кухне и заканчивая обязательно завязанным презервативом в мусорном ведре… и за всю неделю – всего лишь одним, как у запрограммированного кофейного автомата в дальнем углу помещения бухгалтерии.
Ежемесячно, видимо, как неполноценная замена зарплате, вместо бара открывал свои двери «секонд хенд», где на начисленные по неизвестному принципу, скорее всего, генератором случайных чисел, баллы можно было отовариться ношенной блузкой, старенькими трусиками, чужой, в выведенных пятнах от кетчупа, юбкой. И хотя Некта и при жизни не была никогда брезгливой, донашивать за кем-то нижнее белье и старомодные туфли было для нее неприятно… до тех самых пор, пока девушка не сообразила – бэушность выдаваемых, «на ура» расхватываемых товарками по конторе, вещей каким-то образом делается, творится специально.
Ну, и как премия для коллектива, раз в квартал персонал посещал распродажи дешевой косметики, дезодорантов, чулок и спортивной обуви, после чего пару недель щеголял в одинаковых кроссовках, распространяя вокруг себя идентичный запах какого-нибудь простенького шампуня.
Кто сказал, что Ад – это раскаленные сковородки, запах паленого человеческого мяса, острые иглы под ногтями, высунутые синюшные языки и выпученные тусклые глаза бесконечных висельников? Нет, иногда настоящим Адом может стать занудливая бухгалтерская работа с девяти до шести, ограниченный круг общения, строгий режим и предписанные, ни на йоту не изменяемые годами развлечения. И хотя Некта отлично понимала – разумом, не душой – что предназначенное ей наказание и есть уже само по себе максимально мягкое, практически и не наказание вовсе после шестнадцати… нет, все-таки – двух-трех разгульных лет её первой, истинной жизни, что таким образом высший бес просто держит свое бесовское слово, легче от этого не становилось, тем более, что любые попытки хоть немного нахулиганить, побезобразничать, исключительно для разнообразия, решительно и жестко пресекались с загадочным, но сулящим мало хорошего отсчетом: «Первое замечание, второе замечание, первое предупреждение, третье замечание…», а кары, скорее всего, в виде ужесточения режима обрушивались причудливым образом на соседок по столам, ухитрившихся накоротке сойтись с протеже одного из иерархов Преисподней. Потому уже в скором времени Некта перестала даже пытаться буянить, чтобы не подставлять своим поведением под удар невинные души, а предпочла полной чашей испивать собственное наказание, вот только счет времени пребывания в адской бухгалтерии девушка потеряла, пожалуй, уже через пару-другую лет изнуряющей скуки после возвращения из отпуска, сменив статус «неживой, но живущей» на «пребывающей в муках грешной души».