– А вы – сможете? – не сдержался комиссар, в душе признавая справедливость слов Симона.
– Я смогу не только привлечь, но и наказать, – серьезно заявил агент. – Как и почему? Давайте мы с вами будем придерживаться каждый своего уровня компетенции. И еще, комиссар, хочу сразу разъяснить вопрос, который вертится у вас на языке, но никак не может с него сорваться. Подробностями нашего разговора вы можете поделиться с подчиненными и близкими вам людьми безо всяких ограничений. Впрочем, думаю, вы и сами отлично сообразите, кому и какую порцию информации выдавать для пользы общего дела…
Загасив в пепельнице окурок, Симон одним движением поднялся из кресла, чуть задержался, как бы, приглашая Северина последовать за ним к выходу, а уже у самых дверей дал первый совет, исполняя свои обязанности консультанта:
– Для той же пользы… пошлите кого-нибудь из своих ребят в аэропорт – по-моему, Маркус прилетал в Ромашковый – пусть возьмут записи видеонаблюдения за залом прилетов, где-то часов с одиннадцати вечера и до половины первого. Мне кажется, там будут любопытные для вас кадры.
Агент Преисподней, резко распахнув дверь, шагнул в гостиничный коридор, мимолетно осматриваясь по сторонам. От лифтов к месту происшествия, не спеша, двигался прокурорский следователь в сопровождении своего помощника. Обязательного, казалось бы, при таких обстоятельствах скопления начальства – и полицейского, и прокурорского, и даже, как бывало всегда, городского – не было. «Молодец, бес, – подумал Симон. – Ловко устроил спокойную жизнь местным чинам. Впрочем, все это – в его же интересах, быстрее пойдет расследование…»
– А вы разве не останетесь? – поинтересовался комиссар уже в спину агента, кивая на до сих пор запертую дверь третьего номера, возле которой, по-прежнему скучая, дежурили оперативники теперь уже в компании с патологоанатомом.
– Для меня там нет ничего интересного, – откликнулся Симон. – А заниматься черновой работой, как вы поняли, я не буду. Ближе к вечеру, когда вы немного передохнете после ночной смены, и появятся первые интересные факты и версии, я обязательно навещу пятый отдел, так что – не прощаюсь, ждете меня все еще сегодня…
Сосредоточенно и задумчиво глядя в спину удаляющегося агента Преисподней, Северин сразу не заметил, как к нему подошел едва сдерживающий написанное у него на лице любопытство Жора Швец.
– Комиссар, там Савельев закончил допрос свидетеля, – сообщил оперативник, тоже поглядывая на приближающегося к лифтам Симона. – Интересуется, вы сами-то с официантом поговорить не желаете?
– Не желаю, Жора, не желаю, – задумчиво отреагировал комиссар, но тут же будто встряхнулся ото сна, взбодрился. – Значит, если Лапа свободен, отправь его в аэропорт Ромашки, пусть любыми правдами и неправдами изымет копию видеозаписи из зала прилетов с десяти вечера до двух часов ночи и вместе с записями приезжает сразу в Управление, у меня в кабинете вместе посмотрим. И вот что, Жора, давай-ка просто отложим все вопросы до конца мероприятий в отеле, я не собираюсь секретничать, но, кажется, здесь не самое подходящее место для болтовни.
Обрадованный тем обстоятельством, что его начальника не подменили, не загипнотизировали и не поставили «под подписку», оперативник широко улыбнулся, мол, конечно, потерплю, да что там я, все мы потерпим до возвращения в отдел.
– Теперь продолжим? – он кивнул на двери третьего, злополучного номера, до которого они так до си пор и не добрались.
– Мы продолжим, – кивнул Северин. – А ты, как отправишь Лапу, сгоняй-ка на улицу, там, на выезде из тупичка, стоят девчонки, наверное, приметил и сам? Так вот, поинтересуйся, кто из них что видел до, в момент, после убийства. Что-нибудь подозрительное, нестандартное. Может быть, отъезжали какие-то машины, кто-то проходил мимо со стороны отеля… ну, я тебя учить не буду, сам прекрасно знаешь, только удели побольше внимания не женским прелестям, а мелочам в воспоминаниях.
III
Маринка проснулась от ласкового, нежного прикосновения к её щеке тяжелой мужской руки и в первые секунды пробуждения не смогла сообразить – где она находится, почему так темно вокруг, кто прикоснулся к ней с такой неслыханной сладкой нежностью.
– Могла бы и по-человечески в кровати устроиться, – окончательно разбудил её чуть насмешливый голос Симона, уже неторопливо отошедшего от глубокого, удобного кресла, в котором, как оказалось, и дремала девушка, и распахивающего плотно сдвинутые тяжелые гардины, впуская в гостиничный номер серый, но все равно яркий свет позднего утра.