Агитка
Телефонный звонок разбудил меня утром. Чертыхаясь, сонный и опухший я встал, и не сразу поднял трубку: - Алло, Серёга? - послышался знакомый голос. - О нет, - подумал я, - только не Геннадич! - Это Геннадич. Слушай, давай встретимся в обед. Тут работёнка есть. Листовки раскидать. - Какие ещё листовки?! - За Песцова. Кандидат на главу чего-то там. В общем, я Фрицу звонил, он тоже подтянется. Пять тысяч на троих. Деньги уже получил. В три часа дня я стоял на Интернациональной, жевал сигарету. Фриц был уже здесь и что-то рассказывал. Я со скукой взглянул на него – уложенные набок волосы. Вылитый фюрер. Наконец появился Геннадич с чёрным пакетом. - Тут есть конструктивное предложение! - поздоровавшись, сказал он. «Только не это!» - обреченно подумал я, ибо фраза на нашем сленге означала поход в кафе «Славянка». Мы сидели втроем, опустошая кружки. - Ставридки, ставридки. Жаль, трепангов нет, не сезон, - Геннадич нёс в своем репертуаре. И я вроде бы отошёл. Начал травить анекдоты. Фриц посмотрел на меня: - Серж, не усердствуй, у нас ведь ещё дело. А то будет, как обычно... - Ничего, - ответил я. Нет. Опять пьян. Ну и бог с ним. Выхожу на свежий воздух и уже пою частушку. Косо смотрю на Фрица: да он и сам не трезвей меня. Геннадич всучил мне кипу агиток. - Только не так, как обычно, хорошо! - он улыбнулся. - Это нужно раздать людям! Покачиваясь, подхожу к девушке на остановке. Она играется с телефоном, кнопки горят жемчужинками. Милое такое создание, накрашенное. - Девушка, голосуйте за Песцова! И... о, мадам! - во мне проснулся Карлсон. - Позвольте поцеловать вашу ручку! - Я не мадам! - Всё равно. Она с неохотой встала и, подобно мотыльку, запорхнула в автобус. Я проводил взглядом. За спиной Фриц и Геннадич закатывались в хохоте. - Ничего! Сейчас! Первый - комом! - Ладно, Фриц, - Геннадич достал платок и утёр лицо. - Хоть посмеёмся. Я стал считать промахи, когда меня игнорировали или посылали куда подальше. Пять, десять, двенадцать. Принципиально подходил только к девушкам, вручал агитки, каждый раз изощряясь все больше и больше. И неизменно слышал за спиной тот же дружный смех: - У-га-га!.. Ну ты блин... - а потом более спокойно, обращаясь уже не ко мне, а к прохожему. - Возьмите агитку! Ну и газетку на халяву! При слове «халява» все почему-то оживлялись. Но читали всученную бумажку редко. На что нам было наплевать. Сейчас честно всё раздадим, и домой. А то, что мы поддали перед этим, с Песцовым никто же не обсуждал дополнительные условия, издержки. А что он вообще хотел за пять тысяч? То и получил - самых веселых в Тамбове агитаторов. Другие вообще такую макулатуру в мангале сжигают, а потом о работе отчитываются. Мы же честные, к тому же с душой! Я слонялся по Набережной. От толстых пачек осталось лишь несколько листовок. - Не переживай, Серёг! - утешал пройдоха Фриц. Но я его не услышал: среди прогуливающихся пенсионеров и семейных пар навстречу шла девушка. Она смотрела под ноги, волосы закрывали глаза. Милая, загадочная. Геннадич приготовил агитку, но я опередил: - Девушка, возьмите, это вам, - сказал я и протянул пахнущую краской чёрно-белую бумажку. Жалея, что не цветок. Такой же нежный, как она. Я молил агитку обернутся цветком, но чуда не случалось. - Песцов - наш кандидат, - завершил я дурацкой фразой. - Спасибо, - и она аккуратно приняла листочек, будто в нём было послание, самое главное, только ей предназначенное, а не бред местного политикана. Я не отставал: - Девушка! А Вам муж-пьяница не нужен? А то это, отдамся в хорошие руки! - это самый избитый и идиотский прикол, я жалел о сказанном, но она вдруг улыбнулась. Зажглась надежда. - Ну, тогда позвольте я прочту Вам стих. Я поэт. Эмм.. Поэт-песенник. Автор некоторых текстов группы «Перевоплощение». Может, знаете такую, мы на Летней сцене выступали на день города? Она не ответила. - Так вот. Это новое... Я не знаю, было что-то между нами, Или это что-то было, но прошло. Наберу твой номер, прошепчу лишь: «Здравствуй!» И гудки услышу: бросишь трубку ты! Наконец я удостоился взгляда: - Вы пьяны. - Да, ну... творческое настроение. - Вот как? - Меня Серёжей зовут. - Люба. Так пошел разговор. Вернее, мой монолог. Что-то о музыке, литературе, плавно переходя на то, что неплохо бы встретится, и тогда я бы спел для неё. Всё без ответа... Наконец понял, что хватит досаждать. - У вас есть телефон? - Да, он очень простой - 72-08-34. Я достал какой-то чек, огрызок карандаша, и записал. Хотел прощаться, но передумал: - Люба, позвольте, и я оставлю свой номер. Она протянула агитку. Чуть ниже самоуверенного портрета и фразы «Песцов Тамбов не оставит!» я написал «74-40-35. Сергей». - Я позвоню Вам! До свидания! - остановился. Появилась надежда, что она обернется, скажет что-нибудь. Нет. Тонкая, плавная, нежная, она уходила, и я ловил запах духов. Ещё никогда мне не было так противно, что сам пропах алкоголем, смрадом дешёвой кафешки. Моя душа, мои мысли, такие чистые, радостные, бежали за ней, но я оставался на месте. Люба. Любовь. Прощай. Или до завтра? Или прощай? Долго шёл назад к ребятам. И думал о ней. Геннадич и Фриц курили на лавке. - Айда по домам, - сказал я. Они молча затушили окурки. Ни о чем не спрашивали. Они знали, что итог у меня всегда один. Пьяный, с нездоровой страстью в глазах, обнажающей сгорающую душу, но не теряющую надежду найти единственного человека. Таким я был обречён. Я помолчал. - Зато Песцов победит, - сказал и сплюнул. - Благодаря нам и победит.