Сложенные им линзы наполняют лес следами прошедшего и будущего. Йозефу сложно распознать, какой жизни они принадлежат. Невообразимые рогатые существа, полулюди-полуживотные, яростно приземляются в этот мир. Их ноздри расширяются, узкие глаза наполняются кровью, хвосты хлещут по обнажённым, наполненным выступающими мышцами ногам. Люди, с ног до головы покрытые чёрными лоснящимися костюмами, облегающими до срамоты. Они ступают на высокой обуви, будто на ходулях. Обтянутые худосочные зады мелькают среди деревьев. Она напуганы настолько, что это смешит Йозефа. Есть и те, кто вызывает у него уважение: древние герои наги, густоволосы, сурово и на равных они оглядывают лес. И трепет подступает к нему: полупрозрачные белёсые фигуры, высокие настолько, что превосходят иные деревья. Йозефу не распознать их лиц, они размыты и колеблются, словно в дымке. Они будто приглашённые гости неторопливо скользят по лесу. Они из тех глубин времён, откуда родом и сам лес.
Лес способен наполняться, он питается и меняет мир каждое мгновение, - Йозеф точно прознал это.
Глава 8
Глава 8
Читатель, что тебе видится в прохладной яркости неба? О чём говорит сонная летняя жара, когда зыбкий густой воздух кружит голову? Или холод, что норовит пробраться через слои одежды, заползти внутрь вместе с дыханием, вонзившись тысячами колких иголок? Ты способен читать знаки природы?
Фигура Йозефа сделалась прямой и крепкой, постепенно теряла юношескую лёгкость. Но, как и в былые времена, вступая в лес, он обретал способность двигаться бесшумно, чтобы не спугнуть притаившихся. Привычные обитатели леса свыклись с ним: с его осторожной поступью, спокойным нравом, заботливыми руками. Он вызволял из расставленных силков израненных лесных тварей и, если это было в его воле, возвращал к жизни.
Всё реже он доставал аккордеон, лишь по праздникам. Звуки его напоминали о прошлом, смешивали воспоминания. Глаза Йозефа затуманены, и он не видит ничего вокруг. Отец и братья преследуют его, вдруг делаются похожими на пришельцев в тёмных костюмах. Они рассыпаются в прах, взрываются чёрной пылью. Мать печально смотрит на него, потом сама выкапывает себе могилу. Её руки черны от земли, она протягивает их Йозефу. Они делаются огромных размеров, и он может разглядеть глубокие линии, прорезывающие натруженные руки. Мать опускает их, разворачивается и ложится в могилу. Появляется незнакомка и нежным голосом шепчет его имя. Йозеф пробуждается, оглядывается – его пальцы по-прежнему касаются клавиш.
Хильда смотрит на его лицо, покрывшееся капельками пота, дотрагивается до его подрагивающих рук своей тёплой сухой ладонью. Руки Йозефа холодны, деревенеют, судорожно сведённые. Она ловит его равнодушный взгляд и отводит глаза.
Раньше срока Хильда рожает вторую дочь. Девочка долгие дни находится у порога смерти, и Хильда не решается дать ей имя. Йозеф подолгу простаивает возле колыбели, вглядывается в сморщенное личико недоношенной. Что он в нём ищет? Хильда кривит губы и отвлекается на дымящееся рагу, которое она только что достала из печи.
Однажды Йозеф наталкивается на взгляд новорожденной, и прежде знакомое чувство напоминает о себе. Оно пронзительно-тоскливое, тягостное, но, вместе с тем, манящее. Йозеф болезненно морщит лицо и отводит взгляд. Когда же решается и вновь всматривается, видит эти глаза с поволокой. Ошибки быть не может. Это глаза незнакомки.
С каждым днём он всё больше привязывался к этому едва живому жалкому комку. К этому существу, что возвращало его в прежний мучительный мир, где он был лишь разменной монетой. Мир Хильды был иным, в нём не было места тягучей жалости, в нём действовал незыблемый закон выживания. Правда принадлежит сильному, - вот что читал он в глазах Хильды.
Йозеф берёт ребёнка на руки. Девочка лишь покряхтывает и рассеянно скользит глазами по фигуре отца. Её кожа бледная и сухая, с синюшным оттенком. Невольно и он испытывает неприязнь, глядя на это едва живое молчаливое существо. У него мелькает мысль, что, будь она криклива и настойчива, тут же получила внимание Хильды. С ребёнком на руках он подходит к Хильде. Она изменилась после родов, будто привычные радостные силы покинули её – она, всё больше молчаливая, занята хозяйством. Он останавливается за её спиной, она слышит его, чует его дыхание, но не оборачивается. Йозеф кладёт руку на её плечо, спускается на напряжённую спину, гладит её. Хильда вцепляется в стол, судорожно прогибается и не может сдержать стон. Она истосковалась по его вниманию.