Глава 13
Глава 13
Читатель, представь, как запустение вползает в твой дом, прежде проникнув в самое сердце. Туго скрутившись, оно сдавливает до того сильно, что готово погубить.
В те дни, что младшая дочь лежала в жару и в бреду, матери виделось, что и она покидает её. Хотя они никогда не были близки, и Хильда видела в дочери по большей части соперницу, которая отнимает внимание Йозефа от неё самой, сейчас она не хотела потерять её. Агнес оставалась той связующей нитью, которая по-прежнему была способна напомнить ей о муже, о счастливых днях, проведённых вместе.
Девочка походила на Йозефа, однако спокойный и замкнутый характер дочери отчуждал Хильду, говорливую и деятельную. Она невзлюбила в дочери то, что любила в муже. Её раздражало молчаливое сопротивление Агнес, словно дочь вечно затевала что-то против неё.
Младшая дочь всё делала невпопад, и сейчас будто выбрала самое неподходящее время, чтобы покинуть её. «Уйдет, так уйдет,- бормотала она в отупении горя, - пусть уходит, старшая останется, и она родная мне. И растила я её дольше”.
Порой до Хильды доносились обрывки сновидений дочери, которые та выкрикивала в горячечном бреду. Они её страшили. Она понимала, что по ту сторону ей не быть рядом с Йозефом. Её проклятую сущность не примут. И всё, что ей остаётся – так в этом тоскливом остатке жизни помнить о нём да влачиться на кладбище, где можно подолгу лежать, приникнув к его могиле, зная, что лишь слой земли препятствует их полному соединению. Тихонько она привычно выла, и это облегчало её боль.
Жизнь брала верх над болезнью, и Агнес, вопреки ожиданиям, шла на поправку. В жаре её сознания перед ней снова и снова проносились ушедшие мгновения, которые смешивались в единое целое. Цепь событий поразительным образом изменялась, скручивалась, пролегала в разных направлениях. Мир будничный и чудесный прорастали друг в друга. Образы то стремительно мелькали, то застывали, так, что она подолгу оставалась с ними. Ей виделось и то, что она хотела бы забыть, и то, что стремилась сохранить в своей памяти, и не дано было управлять этим потоком. Всё сливалось в единое и уносило её в одном направлении. Бледная и исхудавшая, она, тем не менее, принадлежала этой жизни.
Однажды она открыла глаза и оглядела комнату с пробивающимся сквозь ставни солнечным светом и увидела мать, задремавшую в кресле напротив. Агнес едва узнала её, скорее по знакомой шали, накинутой на её фигуру. Но лицо её необратимо изменилось, ссохлось и побледнело, покрылось сетью глубоких морщин. Перед ней сидела постаревшая женщина, в которой и следа не осталось от некогда живой яркой красоты.
Непривычная тишина и уединенность поначалу угнетали Хильду. Она ожидала посещений, как в прежние, совсем недавние времена при жизни Йозефа. Но постепенно осознавала, что он забрал с собой и круг знакомых, которые сразу исчезли из жизни опустошённой семьи. Их сторонились, и дом старались обойти, что было совсем нетрудно – он стоял на отшибе и скорее принадлежал лесу, чем деревне.
Но Хильда настойчиво то и дело спускалась в погреб, осматривала припасы, пересчитывала скопленные монеты и прикидывала, как долго они смогут прожить на всё это и куда ей, за долгие годы отвыкшей от иных занятий, кроме ведения хозяйства, себя применить. Немногие сбережения и сумма, выделенная графом семье погибшего на охоте лесника, да снедь, которой то и дело делилась Хельга, не позволят им скатиться на дно в скором времени. Но рано или поздно благие источники иссякнут, и доброй жизни придёт конец. Руки её опускались, взгляд застывал. Утешение она находила лишь на могиле Йозефа. И в вине. Однажды выхватив бутыль из припасов, она уже не расставалась с этим источником до самой смерти.
В эти дни Агнес, едва окрепшая, стала замечать, что с матерью начало твориться нечто неладное. Та, обычно деятельная, теперь могла впустую слоняться по двору, пошатываясь и бормоча бессвязно. Как-то девочка тихо подошла к матери и услышала:
- Ах, мой милый Августин, - хрипло тянула Хильда.
Но едва увидев подошедшую дочь, перешла на крик:
- А ты что тут ходишь? Слоняешься, вызнаёшь, прячешься, суёшь нос не в своё дело!
Руки женщины хаотично блуждали. На мгновение Агнес показалось, что вот-вот мать ударит её, - такой гнев и ярость она услышала в этом голосе, увидела в этих глазах. И ещё уловила крепкий запах, до того не свойственный матери. Его девочка прежде узнавала лишь у подгулявших, слонявшихся по деревне мужчин. Она, несмотря на нахлынувший на неё неподвластный страх, оглядела мать и заметила, что карман её домашнего фартука выдаётся, и из него торчит горлышко плохо закупоренной бутылки, которая при каждом резком движении Хильды выплескивала резко пахнущую жидкость. Она пропитывала одежду матери, стекала на землю, исходила от каждого её выдоха. Зловонное облако словно окутало весь дом, проникло и во двор, поселилось здесь. Ядовитым гадом оно вползло в их жизнь, окружило, чтобы приторным голосом нашёптывать свои зловещие мелодии, а между тем, лишать жизни в удушье.