- Мама, пойдём в дом. Там согреешься. Ты устала, - борясь с возникшим чувством отвращения, произнесла Агнес и мягко направила её к дому.
Гнев Хильды угас так же быстро, как и возник. Безвольно опустила она плечи и разрешила увести себя. Она едва могла двигаться, с каждым шагом спотыкаясь, будто натыкалась на невидимую стену. Девочка уложила мать в постель, скользнула рукой в карман её фартука и осторожно вытащила бутылку. Та была почти пуста. Но всё же Агнес постаралась избавиться от неё, вылила остатки жидкости в помойную яму за домом, а бутылку отправила в подвал и задвинула в дальний угол.
В доме стоял удушливый запах спирта. Агнес невыносимо было оставаться здесь и прислушиваться к тяжёлому дыханию матери. Девочка выбралась из дома и ступила в лес, где царила свежая прохлада, где не было тоски и отчаяния, а была радостная простота бытия, полная тайн. Без раздумий она вошла на ту поляну со старым вечным дубом, уселась рядом, прислонилась головой к шершавой терпко пахнущей коре, глядя то вверх на небо, то скользя взглядом по неровному стволу, по опавшей листве и чудом сохранившимся листьям на голых уже ветках дерева. Звенящая тишина наполняла её, глаза закрылись сами собой, и Агнес провалилась в сон. Он был глубоким, без ожидаемых ею сновидений, но дарил спокойствие и облегчение.
Долгие годы дуб будет служить ей утешением, однако ни разу больше после той ночи подле умершего и вознесшегося отца, она с лёгкостью не сможет проникнуть внутрь его сущности. Но ей будет довольно той причастности к тайне, к которой она однажды приобщилась.
Едва девочка открыла глаза, её привлекли яркие ягоды растущей неподалёку рябины. Они горели в отблесках заходящего солнца, и ей захотелось взять с собой хотя бы частицу этой жизнеутверждающей радости. Она выбрала ветку, щедро усеянную гроздьями ягод, уже увядающими, но всё ещё яркими, и, бережно прижимая её к груди, то и дело зарывалась лицом в ажурную зелень, вдыхала терпкий аромат. Расцарапав руки, по пути она добыла мохнатую ветку можжевельника, на которой бусинками гнездились ягоды. Ветки рябины она положила поверх можжевельника, обхватила руками свою ношу и продолжила путь. Сорванные сучья почти перекрывали ей обзор, лицо её было скрыто за ними. Агнес едва различала путь, но по-прежнему двигалась уверенно. Она знала дорогу к дому настолько хорошо, что могла бы без труда пройти с закрытыми глазами.
Дома её ожидали тёмные комнаты, притихшая мать, тяжёлый запах потери и начавшееся запустение. Девочка вновь перевела взгляд на густую зелень в своих руках. Ноша нисколько не отвлекала девочку, к тому же, она очень хотела с её помощью хотя бы на время прогнать зло, поселившееся в их доме, разогнать тот густой смрадный запах, который напоминал о запустении, о зле и о безотрадной смерти. Но отчего-то ей ещё подумалось, что для этого понадобилось сорвать живые ветви, и спустя время они иссохнут и сами лишаться признаков жизни.
Глава 14
Глава 14
Читатель, случалось ли тебе ходить по неизвестной тропе? Той, которая непонятно куда приведёт? Она притягивала, уводила вдаль, и ты шёл завороженный, и весь мир виделся иначе по эту сторону. Однажды ступив на такую тропу, ты изменился?
Хильда потянулась к бутылке. В ней она находила и спасение, и забвение. Но она пробуждала и злость, рождённую от обрушившейся несправедливости. Обычно Хильда свои запои сопровождала яростными криками, ходила за Агнес по дому, размахивая руками, неприбранная, простоволосая, ругаясь, проклиная судьбу и дочь. Образ Йозефа в эти моменты скрывался, оставляя лишь досадный отголосок, и женщина из раза в раз находила утешение в потерянном виде дочери, в этих её больших печальных глазах, которые своим выражением напоминали те, ушедшие. В них она читала и прозрение, понимание своей тяжкой участи и креста, который она втайне несла всю жизнь.