Но ещё в них читались молчаливый укор и невысказанные страдания. Хильда чуяла страх и неприятие. И оттого пуще злилась, что не смогла уберечь прежнее. Всё труднее ей давалось таиться, и она оставила для себя тайну, заперла её в доме у самого леса. Вместе с собой и дочерью.
Едва различая предметы подле себя сквозь опухшие веки, потрясая дрожащими руками перед застывшей Агнес, она хрипло выкрикивала:
- Ничего, я воспряну! Все увидят. А ты вон из дома, проклятая девчонка! Какой в тебе толк? Давно бы сходила к сестре и спросила денег. А не денег, пусть чем другим поможет. Матери плохо! - Хильда переходила с криков на всхлипывания и завывания.
Агнес старалась затаиться невидимкой в доме, а будучи найденной, выслушивала Хильду в немом и глухом отупении, лишь широко раскрыв глаза, чем ещё больше злила мать. Она часто проскальзывала ко входу и в чём была выбегала из дома.
Обычно девочка не торопилась к сестре. Она знала, что вскоре мать позабудет ждать её и слепо отправиться по знакомой дороге, собирая дань скорби, плача и прося денег на пропитание. Постепенно Хильда теряла сочувствие окружающих и увязала всё глубже в своём пристрастии и одиночестве.
Её младшая дочь убегала в лес на родную поляну в поисках защиты и успокоения. Только здесь виделась ей связь с отцом. Она поднимала глаза к небу, прислонялась к стволу могучего дуба, содрогалась от рыданий, но не произносила ни слова, словно не хотела напрямую взывать к помощи и остаться без ответа.
В череде дней, похожих друг на друга, она едва ли различала разницу. Но один из них стал особенным. В этот день она шла по извилистой тропинке в лесу, проложенной с незапамятных времён и терявшейся в густых зарослях. Тропинка была едва видна, и однажды заметив её, Агнес задалась целью исследовать этот путь. Но каждый раз ей приходилось возвращаться – настолько длинной и затейливой была проложенная дорожка. С каждым разом девочка продвигалась всё глубже в лес и с замершем сердцем осознавала, что не различи она эту едва видимую тропу, её взгляду не открылись бы те тайники, которые лес не спешит открывать. Небольшие поляны, на которых Агнес видела растения настолько отличные от привычных взгляду, что диву давалась. Странные, с перистыми резными листьями, растения источали тонкий аромат, но с каждым разом он становился всё более приторным, давящим, до тех пор, пока не делался для неё привычным.
Однажды Агнес обнаружила, что за широкими листьями скрывается проход, прежде не замеченный ею, но добраться туда стоило ей сил. Растения-великаны преграждали путь, царапали, хлестали по лицу, но заманчивая тонкая стрела тропинки уходила вперед. Когда она затихла, устав от усилий, в тесном плену растений, которые превосходили её ростом, до слуха донеслись звуки из сокрытых глубин, похожие на комариный писк, но усиленные во много раз. Они резали пространство, казалось, что воздух вокруг дрожит, и растения пригибаются под гнётом неведомой силы. Агнес оказалась и вовсе скрытой, - растения плотнее обступили её, что сейчас не вызывало досады. Она затаилась среди них, но пронзительные звуки до боли резали слух, и девочка закрыла руками уши. Звуки, удаляясь, затихали. Теперь она могла различить тяжёлую поступь, от которой сотрясалась земля. Агнес попыталась представить себе существо, которое отделяла от неё зелёная завеса, и похолодела. Её не покидало ощущение: то, что находилось здесь, возникло из глубины времён. В этот раз девочка оставила попытки пройти далее, но всё же знала, что вернётся вновь.
Спустя несколько дней она оказалась здесь. Словно преследуя цель, которую до конца не осознавала, она продолжила путь сквозь заросли растений. На этот раз здесь царило беззвучие, и Агнес слышала лишь шорох потревоженных ею растений и собственное дыхание. Она выбралась, но едва ступила на открытое пространство, застыла. Открывшийся вид отличался от прежнего, и девочку настигло ощущение нереальности. Проход окружали лианы, которые создавали нечто, похожее на тоннель. Ноги Агнес погружались в мягкий зеленый настил, руки касались свисающих сверху лиан. Она с осторожностью продолжала путь, помня о существе, которое слышала в прошлый раз. Но сейчас ею владело состояние странной эйфории, и эта новая территория заманивала.