При свете дня Агнес часто натыкалась на глубокие порезы на деревьях, гадала, кто мог их оставить. Друг, который следовал за ней, знал того, кто оставлял следы, чуял его присутствие едва ли не в каждом уголке леса. Если бы он мог говорить, он сказал бы девочке об этом, но ему оставалось лишь хватать её за рукав и тянуть прочь из леса, едва начинало смеркаться. Он знал, что холодной ярости Зверя принадлежит лес, когда спускается темнота и укрывает деревья. Зверь оставляет следы тем, кто бродит здесь днём, и горе им, если не сумеют прочитать оставленные знаки. Зверь рыщет, вгрызается в горячую плоть и рвёт её на части. Это его древнее и исконное право.
Девочка считывала оставленные метки зверя интуитивно и вздрагивала, касаясь глубоких порезов на деревьях. Они образовывали то чёткие борозды, то были разбросаны хаотичными штрихами, но Агнес угадывала их среди прочих. Дотрагиваясь, она ощущала ту же силу, которая властвовала в древнем капище. Словно та вырвалась наружу, нарушив границы пространства, в котором обитала. О да, ей было тесно, запертой там.
О древние боги, сокрытые, но сохранившие прежнюю силу! Вам ли не наделять ею избранных, оставляя следы присутствия в новом мире! Вам ли не ведать, что круг всегда замыкается, а древний закон неизменен! Сила дарует правду, а правда правит миром. И горе тем, кто нарушает древние заветы и нарушает древние законы.
Частицы древней силы рассыпаны по новому миру, и однажды придёт её время. Настанет черед тех, в которых способно прорасти зерно силы. И горе слабым, когда старые боги вновь возьмут верх. «Слабые – есть жертвы, которым должно поддерживать наши силы», - внушают они оставленными знаками. Но однажды их гулкие голоса проникнут в общее сознание, и не иссякнет поток жертв, оставленных у их ног.
В этом мире боги затаились, и жертвы их случайны, но их голоса способен услышать жаждущий. Он способен в сплетении вен и артерий внутри своего тела, наполненных кровью, отыскать ту, в которой дремлет древнее начало. Отныне он примет древний закон и назовётся Зверем.
Зверь нальётся мощью и будет рыскать среди затихшего ночного леса. Лес хранит память ушедших времён и чтит древний закон. Лес дарует ему жертвы.
Агнес наткнется однажды на растерзанного оленя, части его туловища будут свисать с веток дерева. Она встретится с мутными глазами на его оторванной голове, которая нависнет над ней. Девочка застынет в ужасе, глядя на словно наряженное к празднику дерево, увешенное мёртвой плотью. Яркие алые части, ещё недавно слагавшиеся в живое существо, теперь украшали дерево. Они были развешены так гармонично, что побледневшая Агнес, глядя на внушающую одновременно страх и восхищение картину, заподозрит разум в существе, сотворившем это. Останки оленя располагались так высоко, что надо было обладать или гигантским ростом, или способностью взбираться на деревья. И то, и другое пугали, и долгое время воспоминания об увиденном пробуждали Агнес среди ночи.
Позже девочка встречала бобров, зайцев, лис с оторванными головами и выеденными внутренностями, мёртвых птиц, которых лишили крыльев, и чьи головы в усмешку оставили висеть на деревьях. Но тот увиденный жертвенный олень будет первым, о котором Агнес сохранит память до конца своих дней.
Вторым станет нищий, на останки которого девочка наткнётся на открытой поляне, поросшей ягодами земляники. Каждое лето это место покрывалось множеством ярких душистых ягод, и Агнес с раннего детства наведывалась сюда с корзиной. Когда-то отец показал ей эту поляну, и девочка в тот раз замерла в восхищении от открывшейся картины: залитая солнцем поляна среди окружавших её деревьев была сплошь усеяна красными бусинами ягод. И теперь она не сразу распознала на ярком фоне окровавленное тело, - красное на красном.
Друг ещё издали стал волноваться: всю дорогу до лесной поляны он повизгивал, беспокойно озираясь по сторонам. Он чуял Зверя, а Агнес ему верила. Но сегодня выдалось прекрасное утро для сбора ягод, идти было недалеко, и она продолжила путь. Вскоре показалась поляна, сквозь просветы деревьев уже зовущая своими красками.