- Виданное ли дело! Эта замаранная бесстыдница смеет сбивать честных жителей с ног! Глядите на мои колени.
Она поднимает подол юбки и открывает пухлое побитое колено.
Хельга знает многое о жене булочника и думает: «Это кто здесь ещё бесстыдница». Она берёт женщину под локоть и проводит в дом. Взглядом наталкивается на Агнес, которая остаётся на прежнем месте, и поражается неприбранному виду и бледному лицу сестры. Но ей надо унять разбушевавшуюся соседку, иначе та всполошит всю улицу. Зеваки уже останавливаются и поглядывают на них, вот-вот подойдут с расспросами. Но в доме на окраине леса явно что-то стряслось, а лишние уши ей не нужны.
Когда она возвращается, то застаёт Агнес в прежнем положении с собакой подле неё. Хельга подходит совсем близко и шепчет на ухо сестре:
- Что стряслось?
Девочка так же тихо отвечает:
- На земляничной поляне расправились со старым бродягой.
Хельге хорошо знакомо это место. Она в детстве любила его, и сейчас, бывает, наведывается. И понятно ей, о каком старике толкует Агнес. Он один такой неприкаянный, бездомный. Когда-то был пришлым наёмным работником, но пил и опускался всё ниже. Ему отказали от места, но идти было некуда, и старик не покидал деревню, перебиваясь случайными заработками. В холодное время люди давали ему место для ночлега, а с приходом тепла он сам заботился об этом. Видно, совсем тронулся умом, раз к ночи сунулся в лес. Любой из жителей знает, что как только спускаются сумерки, в лесу находиться опасно. Лес, спокойный к людям при свете дня, ночью становится иным. Она, выросшая в доме на пороге леса, как никто другой усвоила этот закон.
Хельга обняла за плечи сестру. Та заметно дрожала.
- Бедняжка, чего насмотрелась, - сказала она.
К ним уже приближался Дитер. Он слышал визги соседки, но ему не хотелось отрываться от работы по такому поводу: та часто пускалась в скандалы. Когда крики затихли, любопытство всё же одолело его. Он покинул своё рабочее место и разглядел сестру жены. Дитер с досадливо поморщился: «Не лучше гостья», - но заинтересовался происходящим и вышел из мастерской.
Жена что-то нашептывала сестре, а та по-прежнему стояла столбом. Дитер, не церемонясь, вторгся:
- Что здесь происходит?
Хельга вздрогнула от неожиданности, отпустила сестру и произнесла:
- Агнес нашла в лесу нашего бродягу. С ним расправились.
Глаза Дитера округлились, но опомнившись, он выкрикнул:
- Угораздило же старого дурака влезть туда.
Его громкий голос привлек проходящих мимо. Жизнь в деревне текла скучно и размеренно, и новые события воспринимались с живым интересом. О них долго судачили и накрепко сохраняли в памяти. Из года в год они обрастали новыми подробностями, и подчас бывало трудно отличить правду от вымысла.
Но для этого был староста: долгие годы он вел записи и уж точно мог остановить поток народной молвы. Если это было в его интересах. А интересы деревни – его интересы. Об этом он помнил на протяжении более чем 40 лет, пока сохранял за собой это место. Сейчас старосте было к 80-ти. Он согнулся, и его ноги ослабли, но разум по-прежнему был крепок, а суждения верны.
Из-за густых кустов бузины, растущих подле дома Дитера, посаженных им, чтобы уберечь от лишних взглядов, выглядывали все новые лица. Дома у Дитера Шульца творится что-то неладное. Шустрый мальчишка отделился от зевак, приблизился к дому, потом вновь юркнул обратно. Дитер заметил его и погрозил кулаком:
- Чего рыщешь? Здесь староста нужен. Понятно?
Разговоры за кустами стали громче, но Дитер и сам направлялся к дому старосты. Он не снял рабочую одежду, и как был, стремительно миновал столпившихся прохожих. Мальчишки последовали за ним на почтительном расстоянии, а прочие остались подле его дома.
Сёстры вошли в дом, пёс улёгся у входа. Он спокойно разглядывал бурлящих прохожих из-под полуопущенных век. Его мирная поза была мнимой, напряжение выдавал лишь подрагивающий хвост.
Староста жил в небольшом доме с заросшим садом. Жена его умерла несколько лет назад, а старик был совсем непритязательным. В нынешнее время он большую часть времени проводил за чтением архива, который хранился у него дома. Он вёл его каждый день на протяжении долгих лет, и теперь, вглядываясь в пожелтевшую бумагу, мог, казалось, вернуться в то время. Он знал, что за спокойной жизнью и закрытыми ставнями таится многое, что предпочли бы скрыть навсегда.