Дом притихший, мёрзлый. Когда они переступают порог, то оказываются в абсолютной темноте, не сглаженной хотя бы проблесками. Очаг потух, и Агнес негде согреть застывшие руки. Она привычно оставляет их в густой шерсти собаки, приникает к нему всем продрогшим телом. Озноб бьёт её, зубы часто выстукивают.
Все мысли покинули её, остаются ощущения. Смрадный запах до сих пор преследует её. Ей видится, что он здесь сильнее, чем в снежной буре, он пробивается сквозь щели дома, настигает её. Лишь стремление избавиться от него заставляет Агнес пробраться к очагу. Наощупь, не раз обжегшись лучиной, она зажигает его. Огонь теперь видится ей благодатным, он отгоняет призраки. Запах горящих поленьев сладок и призывает к жизни.
Комната освещена, свет в окнах вырывает дом из плена, отличает от снежного леса. Изнутри дом наполняется теплом, огонь порождает умиротворение. Уставший пёс дремлет, растянувшись подле очага, девочка смотрит на него, осторожно касается мокрой прелой шерсти. Это длится недолго, но запечатлённый образ останется принадлежностью дома до того времени, пока от него самого не останется лишь воспоминание.
Агнес расчистила стол и выгружает содержимое мешков, переданных сестрой. Она переводит взгляд на тьму за окном, затем вновь на свертки с завернутой в них едой. Девочка переносит их в пустующий кухонный шкаф. Её движения полны сноровки и легкости. Незаметно для себя она мысленно переносится в прошлое, которое было наполнено присутствием домашнего чуда.
В те времена, оставшись в одиночестве, Агнес, бывало, улавливала поток воздуха за спиной, невпопад скрипнувшую половицу, грохот посуды в пустующем доме, вдруг закрывшуюся дверь. Это её не пугало, скорей заставляло пристальней вглядываться и вслушиваться.
Сейчас пустота дома делалась всепоглощающей, - взгляд Агнес всё чаще был обращен вниз, насущные мысли одолевали её и делали неспособной яснее слышать и видеть. При жизни отца существа то и дело попадались на глаза, будто он одним своим присутствием делал их возможными. В доме лесника, теперь притихшем и запущенном, раньше на глаза девочки возникали то внезапно мелькнувший подол домашней феи, то пронёсшаяся и юркнувшая фигурка маленького человечка. Стоило ей посмотреть на мир иначе, вглядеться в привычную обстановку, и она преображалась.
Позже эти явления стали редкими, и настроение домашних существ изменилось. На смену прежней тайной доброй помощи явилась буря. Однажды Агнес, приближаясь к дому, услышала проявление их гнева. Ещё со двора через распахнутое настежь окно неслись звуки погрома. Обычно таившееся, сейчас домашнее существо грохало посудой так, что впору было затыкать уши. Агнес, осторожно открыв дверь и переступив порог дома, притаилась. Потом неслышно подкралась к входу на кухню, выглянула. Но эти меры были излишни: существо бушевало там, позабыв о правилах приличия. Обычно они были чрезвычайно щепетильны в любых своих проявлениях и придерживались законов, существующих издревле. Но гнев домашних существ бывает беспределен, если жилище, оберегаемое ими, приходит в удручающее состоянии, и всё в доме идёт наперекосяк.
В тот день Хидьда оставила кухонную утварь с присохшими остатками пищи валяться, где попало. Что, правду сказать, происходило всё чаще и чаще. Поначалу забытая посуда бережно складывалась ими на положенное место, но никто не замечал тайной подмоги и уж тем более не был благодарен. Эти люди потеряли всякий рассудок и приличие. Дом провонял тошнотворным запахом кислятины, давно немытого тела и нестиранной одежды. Хильда, по обычаю хмельная, укрылась в своей комнате, а обглоданные кости кинуты где попало, посуда со следами присохшего жира опрокинута, и толстые мухи уже слетелись для поживы. Они оставили белые дорожки отложенных яиц, и с назойливым жужжанием хозяйничали на кухне.
Агнес у входа смотрела, как посуда сдвигалась с места, поднималась, взлетала в беспорядочном потоке. Горшки разбивались о стены, брошенные очистки вертелись в воздухе, похлебка разливалась по полу, следы её виднелись на стене и потолке. Девочка ощущала вокруг движение воздуха, что-то с легким свистом и подвыванием носилось по кухне. Проявившаяся вытянутая тощая фигура в коричневом платье и переднике выла:
- Свиньи, грязные свиньи, - и очередной глиняный кувшин с грохотом разлетелся на осколки.
Девочка хотела было образумить разбушевавшееся домашнее существо, но, признаться, и её порой одолевали похожие желания. Но сейчас ей сделалась неловко смотреть на эту горестную ярость. Она поторопилась выбраться из дома подальше от гнева домашнего существа, и не хотела ни злить его, ни смущать своим присутствием.