Добрым ангелом он являлся к постели умирающего, склонялся над ним, утешал в предсмертных муках. Однако он был сосредоточен, а взгляд его цепок, так, что улавливал изменения и признаки, ведущие к смерти.
В свой последний миг на этом свете умирающий запечатлял его лицо с большими внимательными глазами, смотрящими сочувственно. В тот момент, когда умирающий испускался последний дух, доктор проявлял всю заинтересованность и сноровку: инструменты исследовали тело, фиксировались изменения в каждом из его членов.
Он вёл тщательные записи, и ему думалось, что он набрёл на верный путь, и вот-вот будет готов ответ на загадку, мучавшую его с детства. Он вглядывался в угасающий взгляд, ловил последнее дыхание, и тела умерших исподволь, слой за слоем вскрываемой ткани приближали его к открытию.
Но однажды его лаборатория была подвергнута обыску, и обескураженные полицейские наткнулись на сотни фрагментов тел, хранящихся здесь. Одни были бережно заспиртованы, другие, помещённые в ящики, утаивались в подполе. На экспонатах выбиты номера, каждый тщательно описан в бумагах студента, - они наполняли дом. Странное обиталище смерти и науки виделось пришедшим до того непривычным, что отвращала пуще самого найденного тела.
По навету завистников, погрязших в дремучей лености ума, тайная лаборатория была раскрыта, — вот о чём с горечью размышлял студент, издалека наблюдая, как возле неё топчутся человеческие фигурки и наверняка разграбляют результаты его долгих трудов. Он раскрыт, и ему ничего не остаётся, как бежать.
Он затравленным зверем ускользнул из города, едва успев перехватить немного монет. Он скрылся от прежней жизни и плутал наугад по отдалённым местностям. Но и там на него смотрели с недоверием, будто знали, что он выброшенный из жизни бродяга.
Однажды он уловил на лицах жителей заинтересованность, а не брезгливость и остался в той деревне у леса. Ни разу он не пожалел о своём решении, ни разу не оглянулся за пределы этого места. Здесь он нашёл себя, и сколь бы не призывало его новое, он, едва успев взглянуть за границы этого мира, тут же поспешно отводил глаза. Он знал наверняка, что стоит поддаться искушению, и он сгинет навеки.
Нет, здесь его мир, и медленные удары его сердца пульсируют в одном ритме с пространством. Густой воздух заполняет его: такой, что протяни руку и ухватишь его. Он останется зыбкой тягостью, и кончиками пальцев уловишь его вибрации. Тук-тук, молчание, тук-тук: так скрипуче и натужно бьётся сердце, должно быть, у искусно сделанного гомункула. И у него.
Его облик до того изменился, что сейчас вряд ли кто из его прежней жизни сумел бы опознать его. Вместо прежнего аскета – румяный весельчак. Здешнее пространство наполняет его настолько, что иногда он ему чудится: он распадается на отдельные части, мельчайшие частицы, молекулы его тела растворяются в плотном, тягучем воздухе. Он делается воздухом, его кровь вливается в единый поток, растекается по множеству притоков и питает окружающую землю.
Лишь поначалу его мучили ночные кошмары: глухие голоса пробуждали, устремлённые глаза тревожили дух. Он был готов сойти с ума, пока не внял их тихим просьбам. Он откликнулся, и с тех пор сознанию открылся иной мир. Тот, к которому он готовился всю свою прошлую жизнь. И как не поверить провидению, если оно способно говорить с тобой, нашёптывать тихие древние слова в самые уши, проникать в тебя?
Доктор взглянул на девочку, чьё тело едва ли не полностью поглотила кровать и огромное взбитое одеяло. Лицо скрыто, лишь светлые пряди волос выскальзывают змейками. Показалась её рука, тёмная, в кровоподтёках и царапинах. Пальцы со сбитыми ногтями требовательно впиваются в мягкое белье, исследуют поверхность, поглаживают. Доктору захотелось отвернуться: действия девушки выглядели интимными, не предназначенными для чужого взгляда. Его одолела непривычная ему оторопь, он поспешил отвести дрожащие руки за спину. Он поднял опущенные глаза и взглянул на неё пристальнее.
«Редкое создание в этом крае: юное и трепетное. Что за боль терзает её?».
С первых дней пребывания здесь он заметил, как мало эта местность рождает юных душ: сплошь зрелость и хватающая за глотку старость. Их взгляды, полные тайной зависти, провожают тех, кто осмеливается выставлять напоказ свою молодость в этой юдоли смерти. Сюда незаметно подкрадывается старость и сжирает юное тело. Зато надолго сохраняются руины, находя успокоение в подобных им, покуда смерть не заберёт их одним из изощрённейших способов, на которые способно провидение.