Пристроившись на привинченном к полу табурете, женщина неодобрительно покосилась на забитые макулатурой папки и скривилась, будто сжевала тухлый лимон:
— Кляузы на меня?
— Сигналы, Агнесса. Кляузы — это когда факты не подтвердились. А с тобой все чуть-чуть сложнее… Правда, здесь не за полгода, я подняла архивы за последние три. И теперь пытаюсь понять, что за человек несет слово божие на западной границе… Давай начнем с истории про то, как ты в Саабрюкене помогала храм от зомби отбивать. И куда подевались пожертвования, которые туда местные власти в начале Чумы свезли на хранение. По бумагам выходит, что лежало там около двенадцати тысяч рейсхдукатов.
Совсем заскучав, Чумная Повитуха попыталась выдать домашнюю заготовку:
— А я вам варенье сливовое привезла. Как вы любите. Баночку.
— Спасибо. Но все же давай вернемся к истории двухлетней давности. Потому что мне нужно определиться — это самое варенье мы за вечерней трапезой попробуем, или ты его палачу подаришь. Итак…
Через четыре часа неспешной беседы Агнесса равнодушно перебирала возможные варианты ближайшего упокоения. Дыба? Виселица? Усечение дурной головы? Или даже четвертование? Но уставшая от перекладывания бумаг старушка брезгливо сунула очередную кипу листов в папку и взглянула на колонку цифр, выписанных в процессе разговора.
— Что-то у меня баланс не сходится. Или тридцать пять тысяч на круг, или на четыре тысячи меньше. Это из того, что мимо казны прошло. Что скажешь?
— Я бы округлила до полтинника, — с трудом распрямив задубевшую спину просипела Чумная Повитуха. — Водички можно? А то голос сел.
— Конечно. Сейчас пойдем в трапезную, там нормально поужинаем…
— А палач?
— Поделим варенье на три части. Одна — мне. Вторая — сестрам. Третья — палачу. Он сладкое любит…
— Выходит, я покаялась и мне скидку засчитали?
— Покаялась? — госпожа Хаффна захохотала, вытирая белоснежным платочком выступившие слезы. — Милая моя, тебя просто за любопытный нос прихватили, вот ты и пытаешься торговаться… Нет, дело в другом. То, что на тебя пишут, я понимаю. И что ведешь себя вызывающе иногда, это тоже не преступление. В Чумные Сестры робких духом не берут. Вы там через одну — оторвы и стервы, с желанием прибить ближнего. Просто я стараюсь внутрь человека смотреть. И зачастую вижу, что у одного вроде и должность большая, и себя он выше других пытается поставить — а сгнил давным-давно. А кто-то бражничает, дабы напряжение после рейда снять, но за друга последнюю рубаху отдаст… Вот у меня списочек из последнего. Пищали новые, заговоренные, в лицей привезла. Оплатила из собственного кармана… Продукты в приют сиротский и трех духов обученных, чтобы любую моровую заразу грызли еще на подходе. Тоже — отец-настоятель ни монетки на это не потратил, твоя инициатива… Мятежный епископ письмо благодарственное прислал — при твоей поддержке стаю волков-людоедов перехватить сумели.
Поднявшись, председатель Трибунала покряхтела, разминая спину и пожаловалась:
— Что-то на погоду крутить меня начало. Посидишь так день-деньской, а вечером и не разогнуться толком… Значит, пока у тебя баланс в плюс сходится. Поэтому я глаза закрою на мелкие шалости, но ты постарайся не зарываться. Да, за прошлый год ты даже ни одному епископу в рожу не дала, это хорошо. Может, потому что по приграничью в основном болтаешься. Но лучше продолжай в том же духе… Ну и завтра с утра до обеда попостишься чуть-чуть, молитвы почитаешь. И напишешь мне в деталях, почему именно и за какие такие подвиги ты решила «итого» до пятидесяти тысяч округлить. А я проверю — кто это у меня недоработал и за тобой вовремя присмотреть не сумел.
На следующий день после обеда Агнесса собиралась домой. Но перед тем, как забраться в панцеркрафтваген, успела отловить палача. И теперь стояла перед громилой, ласково прихватив мужика левой рукой между штанин:
— Дубинушка ты мордастенькая, вот объясни мне. Тебе что, углей жалко? Сидите в подвале, как на курорте. Шашлыки между клиентами жарите с охраной, пиво втихую распиваете. Брюхо наел — скоро веревки не хватит, чтобы подпоясаться. А госпоже Хаффне под спину грелочку принести — ноги отвалятся? Кузнеца пнул — коробочку он сделает, войлоком обить, туда чуть-чуть из жаровни отсыпать — и все. Бабушке много-то не надо.
— Так я…
— Ты, ты… Думаешь, если у нее плохо со здоровьем будет и новый человек придет, так тебя оставят? За твоей тушкой очередь желающих поквитаться уже за горизонт выстроилась. Все эти епископы, переписчики, мздоимцы и прочие чернильные души. Ты для них пугало. Только хозяйка за последний порог — тут же готовь отходную. Поэтому — считай, что я не о себе забочусь. Я о тебе, тугодуме, страдаю. Ночами не сплю, можно сказать… Понял меня?