— Хельг, но ты как на это купился, а? — грустно спросил монах.
— Подарок обещала. Не соврала.
— А титьки?
— Что титьки? Можно подумать, я их в купальне не видел. Как не пойду с похода мыться, так штук двадцать монашек бродит рядом чтобы спинку потереть.
Еще раз взвесив в руках обновку, скиф двинул к оружейнику. У того на заднем дворе разного барахла полно, можно будет проверить — как тренировочные манекены удар молота переживут. Брат Ануфрий оглянулся на грустных дозороных на стенах — пива им не достанется, это факт — потом побрел к прикрытым дверям в баню. Через полчаса любой желающий мог прочесть на вывешенном куске пергамента:
«За жопу московита не щупать и спину не мыть! Кого поймаю за этим — месяц будете на горохе отмаливать накопившееся!»
Ночью понизу объявления неизвестная рука пририсовала член и добавила с завитушками:
«Не завидуй, у него все равно больше».
Как ни странно, в этот раз на телегах голышом по городу не катались. Слабоватую охрану купцы набрали, после трех пивных бочонков под столы рухнули. А покатушки устраивать в одиночку Агнессе было влом.
Дура, которая лекс
— За порчу городского имущества, за нанесение телесных повреждений и высказанные богохульства в сторону бурграфа непорочная девица Агнесса, известная так же как Чумная Повитуха, приговаривается к штрафу в три рейсхгульдена. Решение городского суда окончательное и обжалованию в папской канцелярии не подлежит!
Грохнул молоток, напыщенный разряженный павлин довольно осклабился. Давненько он хотел одной чрезвычайно бодрой и наглой дамочке перца на хвост насыпать.
Вот только существовала одна неприятная тонкость. Пока Сестры отжигали на охоте и крошили черепа разнокалиберной дряни — находились под защитой Матери Церкви. Трогать их — прямая дорога на очищающий костер. Поэтому от залитых кровью баб старались держаться подальше. Другая фишка — это их веселье в кабаках и тавернах после возвращения из рейдов. Наловчились стервы — стресс снимали до того, как официально руководству мешки с добычей сгружали. Получалось — вроде все еще на службе, при исполнении. А когда после постов, молитв и со злыми лицами выходили из монастыря по лавкам пробежаться — народ даже близко старался не мелькать. До жалобы не доживешь — прилетит в лобешник от души, всхлипнешь, копытами выше головы сверкнешь и на погост. Свидетелей же после такого — никакая инквизиция не найдет. Дураков нет.
В этот раз — карты легли замечательно. Одиозная персона устроила променад, высматривая обновки у портных. Первой выдала матерную тираду в адрес гулявших рядом помощников бурграфа. Типа — пока кто-то кровь проливает и жизнью рискует, разные уроды взятки берут и чужие симпатичные перчаточки купить успели вне очереди. За такое бы и в рыло прописать. Сказано — сделано. Двоим носы разбила, о чем стража составила официальный документ. Агнессу хватать не стали — про дураков читайте выше — но на следующий день прислали повестку в суд. И уже там, по всем правилам и законам ударили по больному месту. По карману. Ведь три золотых монеты — это серьезно. Это для многих — год работы. А то повадилась, понимаешь. Конечно, из штрафа пострадавшим в лучшем случае серебром чуть отсыплют. Но главное — прецедент!
Мрачная Чумная Повитуха молча вытащила из кошелька требуемое, выложила на стол перед писцом и дождалась, когда ей загогулинами изобразят на клочке бумаги: «штраф оплачен». Посмотрела на судью, но промолчала. На этой территории защиты от монастырского настоятеля не будет. Мало того — кому от души в бубен простучишь — заколебешься позже поклоны отрабатывать и молитвы читать. Не любил брат Ануфрий, когда монашки от избытка чувств горожан задирали. Ладно, если простых обывателей. Куда хуже, если кого из блатных и прикормленных клевать пытались. Потому что путь жалоб в таком случае известен: магистрат, секретариат герцога, оттуда в королевскую приемную и обратно через епископа с матерным «да вы заколебали уже!». Как говорится — везде свои люди. Только Сестры фигней страдают, мешают на белый хлеб с икрой зарабатывать. Бегают по грязи, чужие кишки туда-сюда таскают и никак не успокоятся. Нет бы пример брали с центральных провинций. Там сплошное благолепие — крестьяне вкалывают, рыцари бормотуху бочками хлещут, священники кадилами дым пускают, икая от изжоги и ожирения.
— Ладно, херр Эрхард, жизнь у нас длинная, рано или поздно понадобится чего. Придешь, попросишь.